Едва корзины оказались на полу, я бросился к ним, стремясь, как можно быстрее, что-то сообразить из принесенных припасов, но этого не потребовалось. Граф сильно устал и все чего он сегодня хотел это вина. Много вина. Вином я не занимаюсь, мое дело готовить, а потому с гордостью напомнив об этом слуге и получив в ответ ничуть не заслуженное бормотание, в котором явно преследовалось упоминание моих умственных способностей, я завалился спать. Не забыв при этом положить в рот еще один кусочек сахара.
Если бы я тогда знал, что это мой последний на долгое время сахар, я бы сожрал, и остальные. Разом. Не стесняясь. Просто вывалил бы их себе в рот. Но я об этом не знал. Как и никто не знал.
В тот вечер граф упился вусмерть, а вместе с ним и вся его свита, а челядь допила, то, что от них осталось. Единственные, кто остался трезв, это стражники на стенах и я, мирно сопящий на кухне. Ну, может еще пара местных женщин вроде Гергерты.
Проснулся я от того, что кто-то крепко и больно ухватил меня за ногу, и тащил волоком по земле, ничуть не заботясь о том, что моя голова ударяется о пороги и неровности пола. Этот кто-то был одет в броню, и его железная перчатка слишком сильно сдавливала мне ногу. Но ему было плевать, он тащил меня и без конца бурчал, что таких вот увальней, как я, надо приканчивать еще до того, как они от мамкиной титьки оторвались. Я не спорил. Трудно спорить, когда с каждым шагом голова подпрыгивает и с силой бьется об пол. Я ничуть не боялся, что с моим мозгом будут что-то не так, если в моей голове что-то и было на него похожее, то оно там не слишком себя утруждало напоминаниями о себе.
Он втащил меня в зал, и рывком швырнул к ногам человека в длинном синем балахоне.
— Вот, — прогудел человек в броне. — Это последний. На кухне прятался. Больше в замке нет никого.
Я открыл глаза, уткнулся в носки сапог, отодвинулся и попытался встать, но только для того, чтобы получить увесистый пинок в зад.
— Лежи, падаль! — кто-то наступил мне на спину.
Я по своему обыкновению заблеял что-то жалобное, стремясь если не избавиться от тумаков, то снизить их силу и количество. Помогало это редко, но все же помогало. Не в этот раз. Надо мной наклонился человек, и его борода упала мне на лицо.
— Ты кто? — спросил он, глядя мне в глаза, и взгляд его мне не нравился.
Вы когда-нибудь встречались с рыбой, вставшей на две ноги? Нет? А я вот повстречался. Огромные, выпученные глаза, смотрели на меня так, словно были готовы проглотить.
— Я повар тутошний, — вновь заныл я.
— А это тогда кто? — человек кивнул в сторону, я проследил его взгляд.
Бедный господин Кярро. Бедный несчастный старший повар. Он лежал на каменном полу, глядя на меня потухшими глазами, а под его шеей, украшенной странной темной полоской поперек, растекалась лужа чего-то красного.
— Это старший повар, его графской светлости, господин Кярро, — ответил я.
— Светлости? — захохотал кто-то. — Нет, ты слышал? Светлости! Слышь, малец, кто ж к графу светлость обращается. Аль ты дурак местный.
— Да, — просто ответил я.
— Что да? — удивился мой не видимый собеседник.
— Дурачок он местный, — выкрикнула Гергерта и задохнулась.
Ее руки пытались зажать, свежую рану на груди. Солдат, убивший ее, вытер меч об ее одежду и тяжело вздохнул:
— Сказано же вам: молчите! Так нет.
— Боги, что за вонь! — закричал кто-то проходивший мимо меня. — Это от него? — моим ребрам достался пинок. — Блиц, вытащи эту падаль и прикончи, пока он тут все не провонял.
— Есть! — рявкнул тот, кто притащил меня.
— Нет! — борода, все еще смотрящего мне в глаза человека дернулась. — Он мне нужен.
— Он? Правда? Он? Вот этот?
— Именно он, — бородатый наклонился и улыбнулся мне. — Ну, здравствуй дружок. Знаешь, я хочу сыграть одну шутку, от которой всем станет весело. Ты любишь шутки? По глазам вижу, что любишь.
Шуток я никогда не любил. Когда подмастерья на кухне решали пошутить, это почему-то сказывалось на моих ребрах. А шутить они любили. Я вздохнул.
— Нет, — пытаясь предотвратить неотвратимое, выдавил я.
— О, поверь, — бородатый засмеялся. — Эта шутка тебе понравится.
Вот именно так подмастерья всегда и говорили, перед тем как начать меня гонять по кухне ухватом или кочергой.
— Боги, — взревел кто-то, — да убери ты его отсюда, пока мы все, как нужники, не провоняли!
— Пойдем, малыш, — он приподнял меня за шиворот и позволил встать на ноги. — Остальных в расход.
Тогда я не понял, что означали эти слова и подталкиваемый бородатым пошел, куда он приказывал. За моей спиной послышался звон металла и крики людей, но бородатый не дал мне обернуться.