Смельчаки, не спешите, молю!
Араку оцените мою:
Голод от нас удаляет она,
Жаждущих утоляет она!
Сладок будет ее голос — не слушайте ее, а отпустите поводья Шарга, золотисто-солового коня Мингйана, — он уже знает, как поступить.
С этими словами сел Алтан Цеджи на коня и пустился в обратный путь. Сели на своих коней и мальчики-одногодки. Помчались кони, не страшась палящего зноя, не пугаясь ночной мглы. От их развевавшихся челок неслось над землей пение скрипок и гуслей. Скакуны опережали ветер на две сажени, мысль — на сажень. Так примчались к болоту.
Видят мальчики — нет ему ни конца, ни краю. Вспомнили слова мудрого Алтана Цеджи, пустили первым буланого Улмана, топтавшего травы многих земель, глотавшего воды многих ключей.
Пошел Улман по тоненькому следу паука, проложенному десять лет назад, пошел Улман по петлистому следу змеи, ползавшей двадцать лет назад. Не задевал он копытами стенок в узких каменных проходах, не застревал он в черных влажных проталинах. Оба коня, следовавшие за Улманом, проделали то же самое, будто заранее с ним сговорились. Так перешли непроходимое вязкое болото — преодолели первую преграду.
Помчались кони дальше и через три месяца примчались к трем огненно-красным сандалам.
Вдруг появились в глухой безлюдной степи пятьсот девушек. Приблизились они к богатырям, держа в руках напитки и снадобья, сочетающие в себе восемьдесят разных вкусов, и запели:
С нами, друзья, побеседуйте вы,
Яств и напитков отведайте вы!
Не стали мальчики их слушать, а пустили вперед, как велел им ясновидец Алтан Цеджи, рыжего Аранзала. Задвигал Аранзал ушами, как ножницами, топнул он четырьмя копытами, будто хотел растоптать вселенную, рванулся вперед, но вдруг выросли на пути густые стальные леса. Видимо-невидимо было железных копий, всаженных в землю с такой густотой, что бабочка не могла бы между ними пролететь. Проржал Аранзал семьдесят раз клич лошадей Бумбы, и от его ржания, как от ветра, повалились древки семидесяти копий. Через все копейные леса пролегла тропа шириною в ушко иглы.
Аранзал сжался в теле, свернулся клубком и двинулся по тропиночке. Два других коня проделали то же самое, будто заранее сговорились. Пробирались они сквозь леса копий, еле ступали на цыпочках черных копыт и наконец оставили густые стальные леса за собою. Обрадовались мальчики: преодолели вторую преграду.
Помчались кони дальше так быстро, будто завидовали ветру, так быстро, будто пугались комков земли, разбрасываемых по дороге. Проскакав девяносто дней, встретили всадники девушку великой красоты. В одной руке у нее пиала с хмельной аракой, в другой — напитки и снадобья; идет девушка и поет:
Смельчаки, по спешите, молю!
Араку оцените мою:
Голод от нас удаляет она,
Жаждущих утоляет она!
Не стали мальчики слушать ее сладких песен, а пустили вперед золотисто-солового Шарга, на котором сидел Улан. Но красавица преградила путь коню, поклонилась его четырем копытам, потом взглянула на рыжеволосого Улана и запела:
Много всяких зелий у меня,
А в глазах веселье у меня!
Жажду и голод утолите вы,
Думу-заботу удалите вы!
Крикнул Улан:
— Говори, девушка: хочешь ты мира или хочешь войны? Цели хочешь мира — сойди с дороги по своей воле, если хочешь войны сойдешь с дороги по моей воле!
Расстегнула девушка свой шелковый бешмет цвета неувядытравы, и под ним оказалось девять других бешметов. В самом последнем бешмете был потайной карман. Вынула девушка из потайного кармана стальной ключик, взмахнула им три раза — и выросли в степи крепостная стена, сработанная из черной стали. Оказалось потом, что имела та стена триста тысяч верст в ширину и триста тысяч верст в вышину.
Отпустил тогда Улан поводья золотисто-солового коня. Взвился золотисто-соловый конь Шарга в небо, поднялся на двести тысяч верст вверх, прыгнул вниз, вонзился на двести тысяч верст в глубь земли, подпрыгнул до неба, взвился на триста тысяч верст вверх и перескочил через стальную крепостную стену. Два других коня проделали то же самое, будто заранее они сговорились. Обрадовались мальчики: послушались мудрого старца Алтана Цеджи — преодолели и третью преграду!
КАК ТРИ МАЛЬЧИКА ВСТУПИЛИ
В СТРАНУ МАНГНА-ХАНА
Поскакали дальше гривастые резвые кони и вскоре достигли безлюдной пустыни. Вдруг свалился буланый Улман возле невысокого холма. Спешились три мальчика, обняли дорогого коня за шею, заплакали:
— Что с тобой стало, священногривый конь, жемчужнохвостый конь, милый наш Улман? Где твоя быстрая резвость? Где твоя выносливая сила? Йах! Почему ты свалился на полпути, здесь, на границе двух земель?
Не желая расстаться с драгоценным богатырским конем, покинуть его на произвол судьбы, мальчики, томясь от жажды и голода, причитали над ним семь дней и семь ночей, но безмолвным оставался буланый Улман.
Тогда подошел к нему рыжий конь Аранзал, улегся рядом, обнюхал его, и соединили кони свои скорбные шеи. Тут поднялся буланый Улман и молвил:
— Во время недавних праздничных скачек, устроенных в честь возвращения Джангара и Хонгора из подземного мира, имел я несчастье прийти к цели первым, опередив Аранзала на расстояние длиною в аркан. Рассердился богатырь Джангар на то, что я, а не его Аранзал, пришел первым, и тяжелым молотом размозжил щиколотки моих передних ног. Разбил бы он и мои задние ноги, да Аранзал не пустил. Зажили мои щиколотки — не зажила моя обида. Вот и хотел я отомстить богатырю Джангару — бросить вас, дети, в безлюдной степи. Но встаю теперь из благодарности к Аранзалу, из уважения к вам, защитникам Бумбы.
Поднялся буланый Улман, сели обрадованные мальчики на ретивых своих коней и помчались дальше. Миновали безводную, бестравную пустыню, прискакали к высокой горе. Упиралась она своей лысиной в синее небо.
На вершине горы сидела самка кречета, смотрела зоркими глазами на восток, в сторону Бумбы, а на каждом ее крыло было по птенцу. Взобрались мальчики на вершину горы, подъехали к самке кречета, поклонились, пожелали здоровья ей и птенцам ее, И сказала им самка кречета в ответ:
Мир вам, всадники! Это страна
Криволобого хана Мангна.
Здесь птенцы погибали мои,
Здесь птенцы умирали мои —
Умирали и полуденный зной,
Умирали от стуши ночной,
Умирали от бури степной,
От стрелы умирали стальной.
Но орлицы поведали мне
О таинственной Бумбе-стране:
Все живое — священно там,
Все живое — нетленно там.
Смерти не было там никогда.
Я теперь пробираюсь туда,
Где не будет бури степной,
Где не будет стужи ночной,
Раскаленной жары дневной,
Запиленной стрелы стальной.
Сказал Шовшур:
Лети в богатырский край
С птенцом на каждом крыле.
Народу всему передай:
Уже мы стоим на земле,
Где ханствует великан,
Завистливый Мангна-хан...
Полетела мать со своими птенцами, а мальчуганы помчались дальше. Вдруг появилась на пути девушка с высоким кувшином на смуглом прекрасном плече. Поняли мальчики по ее одежде, что она из селения бедняков. Поклонился ей Шовшур, сказал: