Мангна-хан подозвал мальчугана к себе, приласкал его и приказал своим слугам:
— Назначаю этого мальчика Главным Певцом! Выдайте ему придворное платье, да понарядней!
Главный Певец поблагодарил великого хана и сказал:
—Я из цахара, из селения бедняков. Не откажите мне, мой повелитель, в милости: прикажите выдать мне бурдюк кумыса и жеребячий окорок, чтобы накормить моих родителей, падающих от старости и голода.
Улан получил бурдюк кумыса, получил жеребячий окорок и покинул ханскую ставку.
Восьмитысячная стража расступилась перед Главным Певцом, и побежал Улан со своей кладью к горному ущелью, где дожидались его два товарища.
— Вот вам еда на три дня, — сказал Улан, — ешьте и пейте. Сейчас, возвращусь я в ханский дворец, а вам, Шонхор, поручаю утром третьего дня напасть на правое крыло стражи, уничтожить четыре тысячи богатырей... Вы же, Шовшур, уничтожьте четыре тысячи богатыpей левого крыла стражи.
Мальчики сели за трапезу, а Улан вернулся во дворец.
КАК ТРЕХГОДОВАЛЫЙ УЛАН
ПОБЕДИЛ КРИВОЛОБОГО
СВИРЕПОГО МАНГНА-ХАНА
Уже на другой день Улан стал всеобщим любимцем. Девушкам пел он такие песни, чтобы они заплакали, женам — чтобы они задумались, старухам — чтобы они утешились, старикам — чтобы они вспомнили старину, воинам — чтобы они пожелали боя. Больше всех полюбила Улана ханша Нинмар, жена Мангна-хана. Вот и говорит ей певец:
—Я — мальчик из страны Бумбы. А послал меня сюда Главный Певец нашей страны Мингйан, первый красавец вселенной. Он так прекрасен, что солнце стыдится появляться при нем на небе. Когда поет он, то кажется, что лебеди мелькают в камышах, летя над озером и звеня на двенадцать дивных ладов. Сказал он мне: «Полюбил я лунноликую ханшу Нинмар. Узнай у нее, где таится волшебный кривой меч, сделавший криволобого Мангна-хана непобедимым. Отними волшебный кривой меч, уведи жемчужноокую Нинмар и привези ее мне на седле своего коня».
Не хотела сначала ханша выдать тайну Мангна-хана, но очень уж было ей лестно, что полюбил ее первый красавец мира, да и свирепый Мангна-хан обходился с ней сурово. После долгих колебаний она молвила:
— Говорю тебе не потому, что поддалась уговорам, а потому, что жестоко со мной обращается мой повелитель. Знай же: кривой волшебный меч лежит всегда в изголовье Мангна-хана.
Ночью, когда люди погрузились в сон, пробрался Улан в ханский покой. Перешагнул он через телохранителей хана, спавших у самых дверей, и увидел: возлежит криволобый Мангна-хан на серебряном ложе, и не поймешь, спит он или не спит. Носом зарылся в подушку, левого глаза не видно, а правый глаз, который выше левого на семь вершков, полуоткрыт. Справа от Мангна-хана находится правый ад, слева — левый ад, а в изголовье лежит кривой волшебный меч.
Схватил Улан волшебный меч, обнажил его и крикнул:
— Не моей рукой будешь ты, Мангна-хан, поражен — это народ Бумбы тебя карает!—и вонзил меч в спину хана.
Застонал Мангна-хан от боли, проснулся. Увидев мальчика, бросил его с размаху в правый ад, но Улан, сын хитрого отца, удержался на земле на мизинце правой ноги. Бросил Мангна-хан мальчика в левый ад, но Улан, потомок хитрейших предков, удержался на мизинце левой ноги. Вступили тогда противники в борьбу. От их дыхания стало горячо ханским телохранителям. Проснулись они, посмотрели на борющихся, подумали: «Наш повелитель Мангна-хан за одну ночь не даст никому себя победить», —и перевернулись на другой бок, захрапев.
До первой утренней зари длилась рукопашная схватка. Наконец ухватился Улан за пояс Мангна-хана и перебросил исполина через себя, да так, что зарылся Мангна-хан своим перекошенным лицом в шкуру барса, распластанную перед ханским ложем.
Улан подбежал к исполину, набросил поскорей на него свой крепкий аркан, сунул пленника в огромную переметную суму, перескочил через храпевших телохранителей, пробежал неслышно мимо покоя ханши Нинмар и быстро покинул ханскую ставку.
Сказывают: пока Улан боролся с криволобым Мангна-ханом, напали Шовшур и Шонхор на дворцовую стражу. Сбил Шовшур в кучу левое крыло стражи, сбил Шонхор в кучу правое крыло стражи, начали битву. Бросился Шовшур на самого начальника стражи, вогнал в него сандаловое копье Джангара. Хотел Шовшур поднять врага вместе с конем на копье, но тяжел был начальник стражи — согнулось копье, сломалось в том месте, где древко соединяется с острием.
Что я теперь буду делать? — крикнул Шовшур со слезами досады на глазах.
Молвил Шонхор:
— Слыхал и, что живет здесь, у реки, прославленный кузнец Дархан Кеке. Он вам поможет. А не поможет Кеке — не поможет никто! Поезжайте к нему. Я же не выпущу этих вояк до вашего возвращения.
Шовшур помчался на Аранзале, достиг реки, увидел дым над кузней. Спрятал он обломки своего копья в прибрежном песке, привязал к дереву, что стояло против кузни, Аранзала, а сам пробрался в кузню.
Жаркая работа шла в кузне Дархана Кеке, — в сутки сменилось там несколько paз по сто работников. Нельзя было входить в кузню без спросу — наказывали таких смельчаков.
Мальчик вбежал и кузню без спросу. Поднялся при виде его один из кузнецов, державший в руках самый тяжелый молот, и крикнул:
— Кто позволил тебе в кузню мою входить? Отсеку тебе сейчас голову!
— Дядюшка, неповинна моя голова: впервые узнаю о ваших порядках, — отвечал Шовшур.
Старший кузнец опустил тяжелый молот, обвел кузню красноватыми глазами, велел уступить мальчику место у мехов.
Шовшур сел у мехов и легко раздул пламя. Тридцать человек едва справлялись с этим делом!
Изумились горновщики, а старший кузнец — это был сам Дархан Кеке — сказал:
— Принеси-ка мне обломки сандалового копья, которые ты спрятал в реке, не то унесут их девушки — озорной народ!
Шовшур принес обломки сандалового копья. Посмотрел на них Дархан Кеке и молвил:
— Это копье сделал я по заказу Джангара семь лет назад. Когда надевал я на копье двенадцатислойный кожух, проник внутрь воздух. Знал я наперед: через семь лет отломится древко от острия именно в том месте, куда проник воздух. Узнал я в рыжем коне, стоящем против моей кузни, рыжего Аранзала, узнаю в тебе сына Джангара. Исправлю тебе копье!
Кузнецы принялись за работу — починили копье. Поблагодарил Шовшур Дархана Кеке и помчался к ханской ставке. Напал он на левое крыло стражи и уничтожил его. А Шонхор уничтожил правое крыло стражи.
В это время выбежал Улан, держа в руке переметную суму с задыхающимся в ней ханом. Вскочил Улан с легкостью искры на золотисто-солового коня Шарга, и помчались победители на восток, к своей милой Бумбе.
КАК МАЛЬЧИКИ ВОЗВРАТИЛИСЬ
НА РОДИНУ
Через три дня услышали всадники отрывистый топот стенного скакуна. Это догонял их вислоухий Самба, первый стрелок свирепого Мангна-хана. Не глядя, попадал он в парящего орла; не целясь, попадал он в ласточку. Сам он был одет с головы до пят в железо, не пробиваемое стрелою, непроницаемое для копья.
«Беда! — подумал Шовшур. — Пропали наши головы!»
Вдруг заметил он издали, что Самба, из-за жестокой полдневной жары, отстегнул на горле две застежки своего панциря.
Шовшур прицелился в заблестевшую на солнце желтую полоску богатырской кожи. Прянула стрела, взвизгнула, полетела, со свистом вонзилась в горло вислоухого Самбы, и пал первый стрелок Мангна-хана.
Мальчики приказали своим коням:
— Опередите степной ветер на две сажени, опередите человеческую мысль на сажень!
Кони послушались всадников — помчались так быстро, будто пугались комков земли, разбрасываемых по дороге, и через сорок девять дней остановились у дворца богатыря Джангара.
Народ высыпал из всех кибиток, приветствуя победителей.