Принял Шовшур свой истинный богатырский облик. Устроила ханская дочь со своими девушками пир в честь знатного гостя. На рассвете Шовшур опять превратился в мальчика и пошел в свою лачугу досыпать.
Прошло некоторое время.
На закате летнего дня, когда мальчик, проведав своего жеребенка, возвращался домой, остановила его знакомая девушка и сказала:
— Господин, повелитель мой! Прибыл жених нашей Герензал, богатырь Цаган, и тысяча воинов его. Просит вас госпожа спеть для гостей песнь Бумбы, нести, гордую, хвалебную и звонкую.
Вечером уложил мальчик отца и мать на покой, накинул на плечи ватную куртку, отправился в девичью башню.
В девичьей башне пировали гости. Не заметили они, как вошел мальчик-певец и неслышно уселся на краешек стула. Вскоре заскучали гости, захотели песню послушать. Принялись девушки Герензал и воины Цагана искать юного певца. Наконец нашли его и вытащили на середину. Сел Цаган и воины его справа, села Герензал со своими девушками слева, и мальчик запел священную песнь своей родины:
Обетованная эта страна,
Сорокаханная эта страна,
Смерть никогда не вступала туда!
Люди не знали там никогда
Лютых морозов, чтоб холодать,
Летнего зноя, чтоб увядать...
Когда же мальчик-певец дошел до слов:
Слева сидит Шовшур — исполин,
Хана Джангара единственный сын.
Трех ему не исполнилось лет,
Силой своей удивил он свет... —
тогда не выдержал певец, вышел из себя, закричал:
Эх, и могучее племя они,
В наше бы жили время они! —
и, разгоряченный, встал с места, и вместе с ним поднялась на воздух вся башня. Оказалось, что Герензал, желая показать гостям, -какова сила этого маленького мальчика, заранее вбила незаметно для Шовшура в полы его бешмета два железных кола. Знала она: когда начнет певец петь о стране Бумбе, разгорячится он, поднимется и потащит за собой всю башню!
Звонкоголосый певец пел до самого рассвета. На рассвете гости наградили его тысячей желтоголовых овец. Пригнал мальчуган родителям тысячу овец, и зажили в довольстве старики, не зная горя, в своей лачуге.
На другой день, когда возвращался мальчик домой, проведав своего жеребенка, остановила его знакомая девушка и сказала:
—Ханская дочь и ее жених затеяли для гостей состязание борцов. Просит вас госпожа выступить борцом ее стороны и победить противника.
Прибежал мальчик вечером в башню Герензал. Тысяча девушек натянули занавес цвета весенней травы и раздели до пояса борца своей стороны маленького приемыша. Тысяча воинов Цагана тоже натянули занавес — был он цвета инея — и раздели до пояса борца своей стороны — могучего великана. Потом раздвинули занавесы и вывели борцов на середину.
Предстали они друг перед другом: один — могучий великан, другой маленький мальчик, ростом с мизинец этого великана. Взглянув на мальчика, могучий великан заплакал от обиды:
— Я думал поспорить с человеком, а вывели меня на борьбу с козявкой! Не снесу я такого позора!
— Если ты победишь, то не все ли тебе равно, кого — человека или козявку? — сказал мальчик и схватил великана за пояс.
В одно мгновение скрутил он ему руки-ноги, перебросил через себя, да так, что рассыпались исполинские кости борца.
Изумились воины и девушки, а жених разозлился, заорал: «Экий дерзкий молокосос!» — и бросился на мальчика — хотел он отомстить за своего борца. Но Герензал встала между ними, отвела руку жениха.
Гости наградили маленького борца прекрасной белой кибиткой, навьюченной на семь одногорбых верблюдов, наградили тысячей желтоголовых овец. Мальчик пригнал овец и верблюдов на берег озера, велел своим приемным родителям перекочевать туда. Старики разбили на мягкой приозерной траве прекрасную белую кибитку, переселились в нее, а нищую лачугу отвели под кизяк.
КАК ДЖАНГАР ПРИБЫЛ
СО СВОИМИ БОГАТЫРЯМИ
В ХАНСТВО БАДМИН-УЛАНА
На другой день мальчик отправился, как всегда, проведать своего дорогого жеребенка. Опять Герензал позвала его и сказала так:
— Получил Цаган согласие моего отца, хана Бадмин Улана, на нашу свадьбу и отправился за свадебными подарками, за напитками и угощениями. Что же теперь предпримете вы, Шовшур? Ужели уступите меня ненавистному Цагану?
Ничего не ответил мальчик ханской дочери. Простился он с ней и побежал на берег озера, к луговой траве, к своему другу —жеребенку. Прибежал он к нему и горько заплакал:
— Одолеет моя сила богатыря Цагана, сына Ман-хана, да не одолеет моя сила всех воинов этого ханства — одной четвертой части мира! Одолеет моя сила воинов этого ханства, да не одолеет она воли-желания Бадмин-Улана, отца моей Герензал! Где же мой отец Джангар, который мог бы мне помочь? Где же мои побратимы — тридцать пять славнейших богатырей Бумбы? Где же моя родина, обетованная Бумба? Далеко я от нее и сам не знаю, как я забрался сюда!
И когда Шовшур так проливал священные слезы, тоскуя по своей родине, желанной Бумбе, показался на востоке столб красной пыли, упиравшийся в небо.
«Не обманывают ли меня мои заплаканные глаза?» — подумал Шовшур и еще раз посмотрел в сторону столба красной пыли. Не обманули Шовшура его глаза: эта пыль была поднята рыжим Аранзалом, скакуном богатыря Джангара.
Обрадовался Шовшур, хотел побежать навстречу богатырю Джангару, но мудрый конь Оцол Кеке остановил его:
— Человек, подобный тебе, не должен первый бежать к отцу, будто ждал его как спасителя, будто повторял его имя, тоскуя по нем. Пусть лучше Джангар сам разыскивает тебя, пусть он придет к тебе первым!
Шовшур поблагодарил Оцола Кеке за совет, вернулся к своим старикам и сказал:
— Я занемог, у меня лихорадка.
Мать не выдержала — зарыдала. Не выдержал и отец, старый человек, зарыдал. Уложили мальчика в постель, укрыли его потеплее. Сел отец в ногах у мальчика, обняла мать горячую голову; впали старики в неописуемое горе.
А в это время богатырь Джангар впереди славнейших богатырей прибыл в ханство Бадмин-Улана. Опаленный сзади степным солнцем, запыленный спереди степным прахом, еле держался он в седле на своем Аранзале. Рыжий конь исхудал до того, что мозга не стало в его костях, жира не стало на его животе, и беспомощно повисли его прекрасные уши, подобные резным ручкам кувшина.
Всадник спешился у дворцовых ворот, встал, опираясь на сгибающееся копье, и кликнул всенародный клич:
Где же он, волк моих лесов?
Где же он, лев моих пустынь?
Где же он, стяг моих бойцов?
Где же он, щит моих святынь?
Где же юный мой исполин?
Где же мой единственный сын?
Коршуном был он смелым моим,
Ястребом был он белым моим!
Люди! Того, кто мне сообщит,
Где мой Шовшур, мой стяг, мой щит, —
Будь он мужчиной — прославлю его,
Ханом державы поставлю ого!
Будь это женщина — я бы ей дал
Счастье, каким обладает Шавдал!
Семьсот тысяч людей сошлись на площади перед ханской ставкой, а ни один из них не мог помочь горю чужеземца, никто не слыхал о пропавшем воине. Заплакал Джангар. Слезы, крупные, как серьги, покатились по щекам богатыря.
В это время Шовшур говорил приемному отцу:
— Растолкайте локтями народ, проберитесь к ханской ставке, подойдите к богатырю, владетелю рыжего коня, и скажите, что воин, которого он разыскивает, находится у вас в кибитке.
Старик взглянул па больного приемыша и подумал: «Не бредит ли в жару?» Но старуха поторопила мужа: