На дворе стало тихо-тихо, даже не верилось, что на свете может быть такая тишина. Но это продолжалось недолго. Вскоре за за бором в огороде начался ещё один концерт.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-у-у-у-у-у-у-у-у,— тянул гнусаво, угрожающе один голос.
— У-у-у-у-у-у-у-эу-эу-эу-эу-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-у-у-у-у-у-у! — ещё противнее и так же грозно тянул другой.
— Коты,— сказала мама.— Это надолго. Могут всю ночь орать, кто кого перекричит. Гав! Гав! Гав! — стала она их пугать.
Коля перестал прыгать по своим клеткам, поднял комок земли и швырнул под деревья, в огород — «Брысь!» Потом бросил в котов палкой, которой рисовал по земле.
Нет, не испугались и не перестали.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
— У-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!
— Показывают силу, страха нагоняют. Вот дурни! — возмутилась мама.— Нет того, чтоб побороться, победить в честном бою. Гав! Гав! Гав! Разойдитесь!
Коты хоть бы что — воют!
Вышла из хлева баба Ганна. Быстро протопала к дверям дома, вынесла ведро воды — ш-ш-шух за забор!
Коты бросились в разные стороны. Один из них был чёрный, а другой пёстрый.
Ф-фу, отлегло от ушей... Ну и шумный сегодня день!
СТРАШИЛИЩЕ С КЛЫКАМИ НА ЛБУ
Обычно мы под вечер засыпали. Не выдерживали — за день так устанешь, набегаешься, даже косточки гудят. Вот почему я ещё ни разу не видел, как приходит корова.
А сегодня дождались сумерек. Из-под стены хлева повылезли уже маленькие, плоские создания. Ножки у них коротенькие, кривые. Поэтому они не бегают, а прыгают: скок, скок, шлёп, шлёп животом по земле. Посидят, отдохнут, подумают и опять — шлёп, шлёп. Одну животинку мы с Бобом остановили, не дали спрятаться в огороде.
— Это жаба, не трогайте,— сказала мама.
А Боб обошёл спереди жабу и прилёг на передние лапы, нюхается с ней, повиливает хвостиком, фыркает. Я лапой перевернул жабу вверх животом — мягкая, как подушечка. Жаба — верть! — легла опять на живот.
— Пустите, она маленькая. Ещё нечаянно задушите… Вы же не коты, чтоб играть с жабами! — снова сказала мама.
Отпустили, вернулись к будке. И тут слышим — р-р-рип!
Ворота во двор сами открылись. Нет, не сами! Их открыло страшным зубом-клыком то, что просунулось в эти ворота. Зверь был огромный, ни на что не похожий, а изо лба у него торчали не один, а два страшных клыка. Длинные, длиннее даже, чем я или Боб.
Мы сразу присели, как нас учила мама потом прилегли, подобрали под себя лапы, приготовились вскочить… А зверь этот всё ближе, ближе… Ой, какая голова у него — почти что с нашу будку! Какие ноздри на морде, какой рот! А клыки, клыки… Я никогда не видел таких страшилищ, чтоб клыки у них торчали на голове.
Страшилище приблизилось к крыльцу, миновало его… Замычало тихонько: «М-м-мы!» Шага за три до нашей будки повернуло к нам голову и заревело так оглушительно, что и я и Боб, давя друг друга, кинулись в будку. А мама Пальма, наоборот, вылезла из будки, гремя цепью, потянулась, зевнула и в знак приветствия помахала страшилищу хвостом. Так они добрые знакомые?! А может быть, и друзья?! Ну и храбрая же наша мама — дружит со зверем, который называет себя не «я-я-я», а «мы-ы-ы».
— Это корова,— сказала мама.— Ну, что вы, глупенькие? Она не кусается…
Вышла баба Ганна с ведром. Подошла к корове, присела возле неё, помыла соски. «Дзинь… Дзень… Дзонь!.,» — послышались странные звуки. Словно под сильные струи дождя попала мамина жестяная миска. На дворе запахло так вкусно, что в животе у меня засосало и заурчало.
— Боб! Корова молоко принесла! — догадался я.— Бежим!
Мама Пальма уже сидела слева от бабы.
Мы с Бобом сели справа. Мы видели, как из-под бабиных пальцев вылетали белые струи и с каждым разом всё глуше шлёпались в ведро; «Клёвх-х… Клё-ёвх-х…»
Выбежал из дома Коля с двумя кружками в руках — и сразу к бабе. Посуду отдал, стоит возле нас, тоже облизывается.
— Баба, с пеной молочко сделай! С пеной! — просит он.
Баба Ганна нацедила одну кружку, подала Коле. Он тут же выпил, даже крякнул — так вкусно. Губы и нос у него были в белой пене. «Угу-гу-гу!» — он затряс головою, сделал страшное лицо, чтоб напугать нас. А мы не испугались, нам было весело. Баба подала ему другую кружку, но он её пить не стал, вытер губы и осторожно понёс молоко в дом. Должно быть, Толе.
Долго доила корову баба Ганна. Мы думали, что и конца не будет. Живая бочка с молоком, да ещё на ногах…
Но баба надоила только ведро молока и отпустила корову, ласково похлопав её по боку: «Иди на здоровье…» Ну и правда, нам хватит и того, что надоила, пусть несёт молоко дальше, по чужим дворам. Но корова со двора не ушла, а медленно и устало поплелась к хлеву.