А они пригнулись и нырнули в машину на заднее сиденье. Смрад, который шёл от машины, внутри, казалось, был меньше.
— Подождите! Внучата дорогие, дайте хоть поцелую вас!
Баба Ганна, просунув голову в машину, поцеловала Колю, прижала к себе Толину голову и тоже поцеловала. А нас баба не поцеловала, словно нас и на свете не было.
Дед Антон пожал руку дяде Михасю, тот для этого вышел из машины. Снова сел за руль, захлопнул дверцу. Толе и Коле дед просто помахал. Обошёл машину кругом, попробовал все ручки, хорошо ли закрыты.
— Ну, счастливого пути! — дед и баба махали руками, прощаясь со всеми, а Толя и Коля махали деду и бабе.
Машина рванула с места, за воротами сразу повернула вправо. Поэтому Толя навалился на Колю и нас прижали. Потом выровнялись, поехали хорошо.
Машина потряхивала и гудела, гудела..
Я начал уже задрёмывать, как вдруг что-то случилось. Машина завизжала, как тот поросёнок, застрявший в заборе, дёрнулась и стала. Толя и Коля подхватили нас на руки, повернулись к заднему окошку машины. Подсадили туда нас…
— Пальма! Пальма бежит!
— Папа! Подожди, возьмём и Пальму!
Дядя Михась только оглянулся и снова что-то сделал с машиной — она рванулась вперёд. Через окно нам видно было, что улица и дома уже окончились, и там, где улица переходила в дорогу, действительно кто-то бежал. Может, и правда мама? За ней курилась пыль и гнались несколько мальчишек, размахивая руками. Мальчики по очереди падали на землю, пытаясь что-то ухватить, словно за Пальмой тянулся длинный-длинный хвост.
— С цепью бежит! -— кричал Толя.
— Оторвалась с цепью! — вторил ему Коля.
Вдруг Толя всхлипнул, расплакался.
А мы уже едва видели маму, она всё больше и больше отставала, становилась маленькой.
— Она заблудится, домой не вернётся! — плакал уже и Коля.
— Не заблудится,— спокойно ответил дядя Михась.— И нас не догонит — сейчас выедем на шоссе.
— Ой! Поймали её! За цепь ухватили! — закричали вдруг Толя и Коля.
— Ну и хорошо, отведут домой.
Мы выехали на гладкую, как пол в комнате, дорогу. Должно быть, это и есть шоссе?
Толя и Коля сели на свои места. Вытерли глаза. Мы их уже не радовали, хотя опять лежали у них на коленях. Нам тоже было грустно и хотелось выть. Мама… Мама Пальма осталась одна…
ТАК ВОТ ОН КАКОЙ — ГОРОД!
Мы очень долго ехали, потому что я засыпал, просыпался, снова засыпал, снова просыпался… И так много раз. Один раз мы остановились возле леса (лес это много-много деревьев и кустов). Толя и Коля погуляли в кустах, и мы погуляли, размяли косточки. Потом снова ехали, и я опять уснул. А когда проснулся, мы были уже в городе.
Это Толя сказал, что мы в городе. Он уткнулся в боковое окошко и всё ахал:
— Ах, какой красивый город вечером! Ах, сколько всяких огней!
С другой стороны машины, у другого окошка, смотрел на город и ахал Коля. Он подсадил Боба, чтоб и тот глядел в окно на город, потом Толя подсадил и меня. И правда, огней было много — и по сторонам улицы, и на стенах домов, и даже на крышах. Шум. гам… Машин — не проехать, мчатся туда-сюда. Есть машины большущие, как дома в деревне, и бегают они на привязи вдоль проволоки, как мама Пальма на цепи. Рядом с ними наша машина такая маленькая, как Пальма рядом с коровой. И всё было бы хорошо, если б не сильный машинный запах. У меня от него кружилась голова, и нос мой уже ничего не чуял, кроме этого запаха.
Мы и по городу ещё долго ехали, поворачивали, кружили. Наконец — всё!.. Приехали!
Толя и Коля подхватили нас на руки, открыли дверцы.
— И сумку заберите, а я загоню машину в гараж,— сказал дядя Михась. Но из машины не вылез, палку в руки не взял, чтобы гнать.— Не задерживайтесь, сразу идите домой.
Когда машина отъехала, Коля сказал:
— Подождём папу во дворе. И собачки заодно погуляют.
Двор был очень большой и так засажен кустами и деревьями, что ни конца ни края не видать. Запахов собачьих было много, я их снова слышал. Каждый куст, каждое дерево, каждый пригорок во дворе имели свой запах, собаки ставили на них свои метки не раз. Но собак покуда мы не видели, видели людей, гуляло много женщин и мужчин, бегали дети. Из окон во двор лился свет, слышалась музыка.
У нас дрожали ноги, мы ещё не отважились как следует пробежаться, а тут нас окружили дети. Кто стоял, кто присел, кто гладил, а кто и на руки пробовал взять. Были и такие, которые допытывались, какой мы породы, или говорили: «Дворняжки!»
— Сам ты дворняжка! — огрызнулся Коля.
— Не трогай. Что за собака из неё вырастет, если каждый будет хватать и гладить? — кричал Толя.