Толя сел в одном углу комнаты, Коля — в другом.
— Ж-ж-ж-ж-ж-ш-ш-ш-ш-с-с-с-с-с! — пустил Коля с размаха Боба по паркету. Боб перевернулся несколько раз — голова-хвост, голова-хвост и — попал в расставленные ноги Толи.— А ты ко мне! — крикнул Коля.
Толя схватил Боба и толкнул назад по полу, к Коле. Боб взвизгнул от страха, перекувыркнулся раза четыре. И… попал в расставленные ноги Коли.
— Я сказал, чтоб ты Бульку обратно послал, а ты!..— Коля вскочил и кинулся на Толю с кулаками. Они, забыв про нас, стали тузить друг друга и покатились по блестящему полу клубком. Не плакали, не кричали, только кряхтели, сопели и отдувались. Они не хотели, чтоб их услышала мама.
Боб выполз потихоньку в коридор, сел у стенки и стал вылизывать свой ушибленный бочок.
Мамы Пальмы нет, надеяться не на кого — самому пришлось вылизывать.
— Разойдитесь! Петухи, разойдитесь, а то водой разолью! — из кухни прибежала тётя Катя и стегнула передником сперва одного, потом другого.
— А зачем он моего Боба швыряет! — заплакал Коля.
— Сам ты его первый швырнул! Это ведь не игрушка! Не шайба! — ответил Толя.
— Обоих поставлю в угол, пока не придёт отец! — сказала тётя Катя.— Вот так… Один в этом, другой — в том… Я думала, и правда они расхворались, на ногах не стоят, а они…
Только развела их тётя Катя по углам, поставила спинами друг к другу, как раздался звонок. Тётя Катя пошла открывать и в темноте сразу наткнулась на нас: меня толкнула ногой в бок, Бобу отдавила лапу. Боб взвизгнул, а тётя Катя испуганно вскрикнула:
— А чтоб вас!.. Чуть ноги себе не поломала.
Зажгла свет и впустила дядю Михася. Не дав ему и рта раскрыть, заговорила сама:
— Зачем нам эта псарня? Где мы их будем держать? Уже подрались из-за них, хнычут по углам. Полный дом собак навезли! Весь пол когтями исцарапали!
— Потому что не нужен нам этот лак,— сказал дядя Михась.
— Это мы поцарапали, а не собачки! — выглянул из комнаты Толя.— Мы нечаянно…
— А я позволила тебе выйти из угла?
— Ты сказала, пока папа не придёт,— показался в дверях и Коля.
— Не надо было, может, их и привозить, не такие уж они и больные. Только безобразничают тут.
Я подумал, что тётя Катя не очень-то любит своих детей, Толю и Колю.
— Ах! — вдруг заметила она лужицы, которые сделали мы с Бобом.— Уже-е-е? И когда они успели!
Она быстренько подошла к нам, схватила за загривок Боба, потом меня. Открыла дверь на лестницу и… выкинула нас!
— Что ты делаешь?! — услышали мы за дверью голос дяди Михася. Кричали, плакали, топали ногами Толя и Коля.
Дверь снова открылась, дядя Михась взял нас на руки, занёс в переднюю, потом в ванную, подостлал нам какую-то тряпку, положил. Стал утешать детей, а они долго не могли успокоиться, плакали, захлёбываясь слезами.
Мы сидели и дрожали, прижавшись друг к другу. Нам тоже хотелось плакать от обиды и боли. И зачем только мы сюда приехали!
— Толя, возьми тряпку, помой там пол. Коля, а ты набери тёплой воды в таз, покупаем щенят с мылом,— распорядился дядя Михась.
А из кухни долетал голос тёти Кати:
— Чтоб вымыли потом таз порошком!
— У-у-у… Это не Булька сделал, а Боб…— ныл плаксивым голосом Толя.— Пускай Коля моет пол, а я собачек.
— По очереди будете убирать за ними, по очереди. Да вы ведь на это соглашались — помните? — сказал им папа.
Коля наливал в таз тёплую воду и хитро подмигивал нам.
МЕСТЬ
Меня всего помыли — от головы до хвоста. Споласкивали мягким тёплым дождиком. Дождик так приятно щекотал. Дядя Михась держал в руках что-то круглое с дырочками, и оттуда лился дождик. Ни туч не было, ни ветра, а дождик лился! Потом так же купали Боба, а меня Толя сушил, дул на меня горячим воздухом из какой-то железной штуковины, которая шипит, как кот. Называется она — фен. Потом Толя положил меня на подстилку и помогал сушить Боба. Дядя Михась, Толя и Коля сидели в ванной на корточках и всё делали тихонько, как заговорщики.
«Эх, тёплого бы молочка пососать, была бы здесь мама Пальма…» — думал я. И только я так подумал, как дядя Михась принёс нам две жестянки с молоком, поставил каждому под нос — чтоб не ссорились из-за еды. Молоко было холодное, но всё-таки вкусное.
Те неприятности, которые доставила нам тётя Катя, уже забывались. У нас, у щенят, память короткая…
Двери ванной не закрыли, и мы ещё слышали, как тётя Катя говорила:
— Вот-вот, разве что сам будешь ими забавляться. И так дети разбаловались, от рук отбились, а ты всё им потакаешь.
Ей никто не ответил.
Среди ночи мы проснулись. Повсюду было темно и тихо. Даже не слышно было шума машин на улице. Мы слышали только ровное дыхание людей — все спали.