— Собачья выставка! Ой, мы хотим на собачью выставку, папа! — закричали они, перебивая друг друга.
— Во-первых, туда надо ехать — далеко. Она не в этом парке. Во-вторых, выставка завтра, в субботу.
— Мы Бульку и Боба выставим!
— Щенят не выставляют. Там всяких чемпионов, собак с дипломами и медалями хватает. Породистых… А ваши — неизвестно кто…
Опять то же самое — «неизвестно кто»… Настроение у Толи и Коли сразу испортилось. И у нас испортилось. Мы даже захотели спрятаться куда-нибудь в кустарник, чтобы никто не видел, какие мы некрасивые, непородистые.
Конец этого дня и ночь прошли без приключений, не о чем и рассказывать. Все ждали завтрашнего дня, ждали выставки. Даже тётя Катя больше на нас не сердилась. У нас уже был ящик с песком, и мы сразу научились им пользоваться. А вот на дядю Михася сердилась. Говорила, что он впал в детство с этими собаками и с выставками. Мы не знали, плохо ли это — впасть в детство. Знали только одно — дядя Михась хороший, он понимает маленьких.
…И вот пришло это завтра, и мы поехали на выставку.
Может быть, выставка ещё не началась?! А может, уже окончилась? Было много и людей и собак. Собаки были на поводках, некоторые в намордниках. А были и без поводков и без намордников — всякая лохматая мелочь. Большие собаки сидели или ходили спокойно, а маленькие бегали друг за дружкой, играли. Никакой серьёзности, как малые ребята. Один пёс-великан, его все называли догом, на поводке и с намордником, ходили горделиво, никого вокруг себя не замечая. Некоторых собак он высокомерно отталкивали с дороги, и те испуганно поджимали хвосты, сгибались, повизгивали.
Где-то закричало радио: «Граждане! Скоро начнёт работать жюри, подготовьте собак. Кто ещё не зарегистрировал свою собаку, подойдите к судейскому столу». Мы поняли, что выставка только начинается.
После небольшой суматохи люди с собаками стали выстраиваться в ряд. Снимали намордники. Длинношёрстым расчёсывали головы, хвосты и бока, поправляли ошейники, нагрудники с медалями. Не дождавшись, пока все как следует построятся и подготовятся, мы стали ходить и смотреть. Ходили дядя Михась, Толя и Коля, а мы сидели у мальчиков на руках.
В начале стояли и сидели собаки-великаны. Возле некоторых были воткнуты в землю палочки с табличками. Дядя Михась читал надписи, и много людей ходили, смотрели, читали…
— Борзая…— прочитал дядя Михась. Сидя на руках у Толи и Коли, мы испуганно вздрогнули. Что за собака — и смех и грех: высоченная, худая, даже рёбра торчат, согнулась дугой, словно у неё живот болит. Не понять, где у неё кончается морда и начинается лоб — всё длинное, сплющенное. Бр-р-р… И что в ней породистого? За что на неё навесили медали? Ноги сухие, как палки. Ведь надо же отрастить такие ходули: по метру, не меньше!
— Дог…— сказал дядя Михась, и мы увидели ту собаку-великана, которая горделиво всех расталкивала. Подступиться страшно, морда выше, чем головы у Толи и Коли. Ноги длиннее, чем у той, что изогнулась в дугу. Хвост тонкий и гладкий.
Увидели мы и боксёра. У него голова большая, а морды почти нет. Словно с размаху стукнулся носом о дерево, и нос вжался в голову. От этого у него так много морщин, складок и на лбу, и возле носа, верхняя губа по обеим сторонам рта обвисла. Глаза круглые, маленькие и злые.
Мы шли дальше, а дядя Михась всё читал. Овчарка восточноевропейская. Красивая, как Султан, а глаза умные-умные. Сенбернар. Здоровенная, толстая, голова большая, раза в два больше, чем у дяди Михася. Овчарка-колли. Красавица, сама двухцветная, шерсть длинная, шелковистая. Спокойная, ласковая! Были и мудрёные названия: эрдельтерьер, фокстерьер… У них почти такие же лохматые морды, как у Жужи, только больше.
Видели и таксу: толстая, гладкая, а ноги коротюсенькие, живот почти по земле волочится. Ну и уродина! Потом пошли пуми, скай-терьеры, пекинес, японский хин, чи-хуа-хуа… У многих, очень многих висели на шее жетоны и медали.
— Комнатные, декоративные собаки,— сказал кто-то возле нас.
— Пустышки. Для забавы… — прибавил другой.
Потом служебных собак долго водили по кругу, а их разглядывали и оценивали судьи-жюри. Смотрели, любовались и зрители. Потом эти собаки показывали, что они умеючи бегали по бревну, перепрыгивали через стенку, взбирались по лестнице, ползали на животе, «сторожили».
Когда мы шли с выставки, одна женщина спросила: «Вы этих щенят выиграли? Это таких разыгрывают на собачьей лотерее? Как вас обманули…»
Мы поехали домой. Ехали молча и думали, которые из этих собак получат лучшие медали. Дядя Михась, Толя и Коля, вероятно, тоже думали о выставке: молчали и хмурились. А я скоро перестал об этом думать, голова разболелась. Мне хотелось только одного — есть и спать, спать и есть.