Алексей Брусницын
Приключения Буратино. Сборник
Уснуть… и видеть сны?
У. Шекспир «Гамлет»
ВРЕМЕНИ НЕТ
Вот так и живём… Сначала кажется, что не зря, что вот-вот поймём зачем. А потом, когда выясняется, что всё-таки незачем, тогда-то и начинается самое интересное!
PROLOG
Насколько всё-таки несоизмеримы одинаковые отрезки времени, проживаемые в разных условиях! Например, последний год тюремного заключения и последний год жизни по медицинскому прогнозу. В первом случае этот срок представляется ужасно долгим, а во втором – ничтожно малым. Однако ожидание свободы гораздо веселее ожидания смерти, а строгий режим куда мягче постельного.
По мнению специалистов, Антону Сергеевичу осталось жить меньше года, и его последние дни неизбежно будут омрачены всеми «прелестями» конечной стадии развития рака головного мозга: боль, тошнота, потеря памяти, помрачение сознания, могут ещё добавиться эпилепсия и паралич… а потом снова боль.
– Я готов на операцию, даже если её успех будет маловероятен, – лепетал он в кабинете заведующего онкологическим отделением.
– Опухоль у вас, к моему глубокому сожалению, неоперабельная, – плохо изобразил сожаление доктор. – Если мы её удалим, станете овощем. Но для этого надо ещё после операции выжить, что у вас вряд ли получится. Сейчас ведь с вами все хорошо, не так ли?
Больной кивнул неуверенно.
– Вот и наслаждайтесь светлыми деньками. Гаудеамус, так сказать, игитур… Ювенес… – доктор хотел было продолжить, но осознав неуместность дальнейшего цитирования1, остановился и быстро взглянул на пациента. – Вы, кажется, учёный? Помните, как там дальше?
Больной удивлённо поднял брови.
– Доктор, я вообще-то математик по образованию. У нас латынь не нужна. Разве что буквы…
– Да и в медицине, впрочем, тоже. Атавизм… Так вот. Никто не знает, сколько их ещё будет, этих ваших светлых дней. Может, месяц, а может, и полгода. Зачем вам в больнице торчать? Милейший… – доктор бросил взгляд на бумаги перед собой, – Антон Сергеевич. Помните «Достучаться до небес»? Потом ещё этот фильм… с Николсоном… – он пощёлкал пальцами. – «Пока не сыграл в ящик»! Не видели? Посмотрите. Некоторые умудряются прожить эти последние месяцы более насыщенно и интересно, чем все предыдущие годы. В общем, гуляйте побольше, дышите свежим воздухом. Винца можете в разумных пределах выпить… А когда заболит, вернётесь к нам, и мы облегчим ваши страдания. Сейчас наша задача уже не вылечить вас, это невозможно, а сделать максимально комфортным процесс м-м-м… – он замялся, подбирая слово, но передумал и выразительно посмотрел на часы.
– Неужели ничего нельзя сделать? – больной в отчаянии всплеснул руками. – Может быть, какие-то новейшие способы лечения? Я найду деньги!
Доктор мрачно ухмыльнулся.
– Слушайте, если уж так вам охота деньги потратить – поезжайте в Израиль. Они там берутся за все подряд. Выиграете годик-два, да без штанов в гроб и ляжете… – и снова посмотрел на часы.
По дороге домой Антон Сергеевич размышлял о том, как это унизительно для мыслящего существа – умирать. О том, что худшее, что может случиться с человеком – это смерть, так почему же именно она, как награда, ожидает его в конце пути? О том, что когда-нибудь человек, подтверждая свой гордый статус, научится жить столько, сколько нужно ему, а не сколько отмерила дура-природа, и как это обидно – умереть раньше, чем это произойдёт… Чёрт возьми! Да если бы люди не теряли время на войны, инквизиции и прочие пустяки, уже давно научились бы синтезировать органы и оцифровывать сознание. Жить вечно.
Вспомнив последние словах доктора, возмутился: «Вот ведь гад какой гладкий! А годик-то, тем более два – не пустяк…»
Уже через полгода разгуливал Антон Сергеевич по осенней Кесарии – древнему поселению на берегу Средиземного моря, живой и невредимый, если не считать шрама от трепанации черепа.
Перед этим была продажа квартиры в Москве. Он решился на этот шаг, почти не колеблясь – зачем одинокому, умирающему человеку недвижимость в стране, куда он, скорее всего, больше не вернётся? Отдал свою трёшку на Кутузовском даже не за полную стоимость – лишь бы побыстрее. В любом случае, это были большие деньги. Кроме того, у Антона Сергеевича имелись кое-какие накопления. В общей сложности около трёхсот тысяч долларов, и он рассчитывал пожить на них красиво, сколько бы ему ни осталось…
Дальше – репатриация2. Очень быстро собрал он требуемые документы и с первого раза прошёл собеседование с консулом, который сказал умирающему «кен», то есть «да» на иврите, несмотря на то, что евреем Антон Сергеевич был всего на четверть.
О том, что он, как внук еврея, имеет право на репатриацию, он знал давно. Его просветил сокурсник, который иммигрировал в Израиль ещё до развала СССР. Как-то в телефонном разговоре тот расписывал прелести заграничной жизни и призывал оставить формальную родину ради родины исторической. Тогда Антон Сергеевич резко осадил его и полушутя, но категорично потребовал прекратить сионистскую пропаганду.
Позже, в девяностых, из любопытства он однажды сходил в еврейское агентство. На тот момент в Израиле шла очередная война, и ему отсоветовали ехать в эту страну, да он и не собирался…
Прямо в аэропорту «Бен Гурион» чиновник Министерства внутренних дел – неторопливый добродушный человек с чёрной ассирийской бородой и вьющимися пейсами – выдал Антону Сергеевичу теудат зеут, то есть паспорт. Перед этим, заполняя данные, он спросил на чисто русском языке:
– Какое имя выберите?
– В каком смысле? – удивился Антон Сергеевич.
– Получая израильский паспорт, вы можете записать себе любое имя. Вы можете быть, например, Натан или Йонатан, – эту возможность чиновник преподнёс как щедрый дар от государства Израилева.
Было даже как-то неудобно отказываться…
– И Моисей можно?
– Конечно. Прекрасный выбор! Значит, Моисей? – обрадовался чиновник и занёс руку над клавиатурой.
– Да ну что вы, – отмахнулся Антон Сергеевич. – Пишите как есть. Что ж мне на старости лет в Моисеи подаваться…
Когда с именем было покончено (причём в паспорт вписали не только папу, но и маму), чиновник задал следующий вопрос:
– Какую национальность запишем?
– Ну пишите – еврей. Зря я, что ли, происхождение своё доказывал? – ответил новоиспечённый репатриант устало, он был порядком измотан многочасовым перелётом.
Чиновник не спеша потыкал в кнопки и пожал плечами.
– К сожалению, не могу. У вас дедушка, да ещё по отцу… Мы ставим национальность «иудей» только галахическим евреям, то есть унаследовавшим кровь по материнской линии. Но если хотите, я могу поставить прочерк.
– Как вы сказали? Галактическим?
– Галахическим. То есть по Га́лахе – это традиционное иудейское право, – терпеливо пояснил чиновник.
– Тогда ставьте прочерк, – великодушно разрешил Антон Сергеевич.
Идея с прочерком показалась ему удачной, поскольку кроме дедушки-еврея, другой дедушка у него был наполовину поляк, бабушка по матери – украинка, а по отцу – на четверть башкирка. Так что русской крови в нем было ненамного больше, чем еврейской или украинской, а то и меньше. Так что, если отслеживать национальность по материнской линии, получалось, что Антон Сергеевич – галахический хохол.
– Вероисповедание? – задал чиновник следующий вопрос и пытливо уставился на респондента.
В Москве, в еврейском агентстве, предупреждали, что ни в коем случае нельзя ляпнуть «христианин» в ответ на этот ключевой вопрос – просто депортируют прямо из аэропорта ближайшим рейсом. Можно было назвать любую религию, даже ислам. Можно было оказаться, прости господи, атеистом, но никак не приверженцем Иисуса – рождённого на этой Земле галахического еврея…
– Агностик, – решил похулиганить Антон Сергеевич. На самом деле он был чистейшей воды атеистом, потому что полагал, что не может здравомыслящий человек, тем более с высшим естественно-научным образованием, верить во всякую чепуху.
– Интересно, – бюрократ снова полез в компьютер, – сейчас проверим, есть ли такая опция…
1
В переводе первая строфа студенческого гимна «Гаудеамус» звучит так:
Давайте же радоваться,
Пока мы молоды!
После весёлой молодости,
После тягостной старости
К нам придёт смерть.
(Здесь и далее примечания автора.)
2
Репатриация – возвращение на Родину. В настоящее время программы по репатриации на государственном уровне осуществляют две страны: Израиль и Болгария.