На этом мы подходим к рассмотрению финала произведения, к анализу подтекста его содержания. Но для этого вернемся ненадолго в самое начало, чтобы верно понять ту смысловую линию, которая, как принято выражаться: "красной нитью проходит через все произведение".
По сути, все происходящее с героями и антигероями заключено в затяжном акте дефлорации, в проникновении в суть, в лишении девственности, в переходе на половозрелый этап отношений. Вся фабула очерчена с одной стороны — первым надколом, совершенным носом Буратино по его примитивному безотчетному любопытству; и завершающим прорывом (breakthrough), венчающим успешные действия главного героя... Да, апофеозом произведения является великолепно оформленный и эмоционально насыщенный эпизод дефлорации, метафорически выраженный в протыкании Буратино собственным носом полотна с изображением горящего очага. Неприкрытость намеков не оставляет никаких сомнений в задаче, которую ставил перед собой автор произведения; "очаг", он же — средоточие тепла — как совершенно прозрачный намек на женское лоно, на гениталии, на конечный пункт назначения как каждого Буратино вообще, так и его носа в частности. Глубокая психологически-философская подоплека этого события заключается еще и в том, что проткнувши "холст" Буратино не ограничивается засовыванием внутрь "очага" собственного носа, он залазит туда сам, тем самым подчеркивая инфантильное стремление вернуться в лоно матери — раскрывая имплицитное желание каждого буратино-мужчины войти в лоно самому, убегая от смерти, чтобы затем выйти из него в виде детей, обессмертив себя "потомством", образ которого заключен в героях театра, предстающего в распоряжение Буратино за разорванным очагом. Как не вспомнить шекспировское "мир — театр", ведь очевидность парафразы лежит прямо-таки на поверхности аллюзий: лишившись девственности, Буратино превозмогает преследование старого мира, пересиливает его каноны и возрождается в виде потомства преданных детей-актеров, каждый из которых несет в себе частицу великого образа пронырливого и неунывающего фаллоса, твердого и длинного, как сук дерева.
Что можно сказать в дополнение к этому? Предоставив читателю ключ к толкованию символов и образов, заложенных гениальным писателем, мы теперь можем уступить инициативу его мышлению, его способности извлекать истинное содержание из этой прекрасной книги. От себя можно лишь добавить некоторые предположения, которые ни в коем случае не должны быть расценены как реконструкции авторских мыслей.
Мне кажется, что эволюция нашей цивилизации еще далека от достижения этапа "Я"-стабильности — степени интеграции, зрелости, образно выражаясь, "Здоровья Я". На этот вывод наводят тенденции, заметные даже при поверхностном взгляде. Но в то же время эти тенденции позволяют надеяться на ожидающее нашу ноосферу открытие себя, на достижение той фазы, которая знаменовала приключения героя книги. Для этого достаточно извлечь верные уроки из этого произведения, которое, как и многие до и после него, указывало на подстерегающие нас опасности, называло противостоящих нам врагов и давало советы по достижению заветной цели.
Говоря языком психологии, задача, которая стоит перед ноосферой: преобразовать "Я"-невротическое в "Я"-стабильное. В чем их разница? В противоположность невротическому "Я" стабильное "Я" характеризуется отсутствием всякой примитивной или инфантильной враждебности (влияние "Оно"); отсутствием идей самообвинения, имеющих архаичные корни (влияние "Сверх-Я"), отсутствием инфантильной переоценки собственных возможностей; функционированием в полном соответствии с реальностью.
Характерно, что формулировка эта построена на негативном принципе: отрицания неких качеств, которые имеются в настоящий момент. Можем ли мы, находясь в настоящей стадии развития, добавить в нее какой-либо положительный, конструктивный элемент? По сути дела, для этого нам потребовалось бы сформулировать и описать ожидающую нас генитальную фазу. Можно ли сделать это в настоящее время? Думаю, что некоторые штрихи нанести можно уже сейчас, но делать это необходимо с большой осторожностью, отдавая себе отчет в интуитивности допущений, которыми мы можем оперировать. Ведь даже обогнавший нас в своем развитии Буратино в конце книги до самого последнего момента не имеет никакого представления — что же ему откроется за магической дверью. Удивление и восторг, которые испытывает главный герой — ничто, по сравнению с ожидающем нашу цивилизацию. При условии, естественно, успешного ее продвижения по пути эволюции.
Как говорилось в самом начале, индивидуальное развитие может практически миновать латентную фазу. Это же относится и к социальным группам, в которых некоторые личности вырываются вперед, сразу из фаллической стадии — в генитальную. Подобное возможно, если суть имеющегося инструмента своевременно оценивается и объективно осмысливается в ракурсе как академически понимаемого потенциала, так и практического его применения. К сожалению, цивилизация в целом уже успела оценить "прелести" латентной фазы, и ее самовлюбленное черепашье погружение в болото распыляемого либидо свидетельствует о том, что процесс этот не только неизбежен, но и будет продолжаться еще много лет. Хочется, впрочем, надеяться, что не бесконечно. Пиявки и лягушки, тина и гниющие водоросли, пузыри сероводорода, поднимающиеся из трясины, — все это уже успело надоесть тем, кто в своем индивидуальном развитии вырвался вперед. Будет только правильным, если лидеры не станут ждать отстающих, а продолжат собственные поиски своих Золотых Ключиков.
Самой же цивилизации можно пожелать внимательнее относиться к артефактам своей культуры, не зацикливаться на латентной стадии так же, как она не остановилась в предшествующих двух (хотя и растянулась своими представителями по всему спектру), осторожнее быть в определении отношения к личности, ибо за каждым из нас стоит — свой театр, свое мироздание.
Спасибо за внимание.
На подходе очерк: "Астрид Линдгрен, как пропагандист гомосексуальной педофилии и апологет наркотического эскапизма в произведении "Малыш и Карлсон, который живет на крыше".
© Валентин Лохоня 1998.10.24