На самом деле прием работал несколько дней в месяц. В остальные дни на нем так же вечно, как и главная табличка, висела картонка с выведенными через трафарет черным фломастером буквами: «Посуду не принимаем. Нет тары».
И только когда в объединении «Продтовары» возникала необходимость выполнить план по приемке стеклопосуды у населения, картонка снималась и из двери на полсотни метров высовывалась комковатая очередь. Стояли женщины с сетками-авоськами, набитыми широкогорлыми бутылками из-под молока, сливок и кефира. Стояли добропорядочные отцы семейств с сумками, чистыми мешками и геологическими рюкзаками. В них аккуратно умещались стеклянные банки разной емкости, из под сока и консервации. Но таковых было меньше — банки сберегались для дачных засолок. Стояли студенты с охапками пивных бутылок и профессиональные пьяницы с разнокалиберной посудой. Очередь заметно нервничала. Те, кто находились поближе к двери, поминутно заглядывали в нее, чтобы проверить — есть ли еще пресловутая «тара»: серые дощатые ящики с поделенным на ячейки днищем.
Так было и в этот раз. Ветер гонял по небу мелкие облачка, а по сухой земле — прошлогоднюю листву и мусор. Дети, которых взяли с собою некоторые родители, уже облюбовали остов старой трансформаторной будки и прыгали с ее крыши на кучу земли, оставшейся от недавней копки траншеи.
Когда прямо к началу очереди подъехал и, хлопнув газами, замолк цыганский «Запорожец», по человеческой цепи прокатился сперва ропот, а потом волнение и наконец — гнев.
Рослый, с брюшком Рамиз, улыбаясь очереди золотом зубов, легко стал вынимать из багажника здоровые мешки.
— Мущщина, здесь очередь! — начали увертюру женские голоса.
Рамиз только шире улыбнулся и подмигнул обладательнице самого скандального голоса — средних лет женщине, в коричневом вязаном берете и болоньевой куртке, подпоясанной ремешком. Она почему-то покраснела и замолчала, но соседки прибавили звук.
— Не пускайте его, не пускайте его без очереди, — все громче призывали они. Из толпы вышли двое-трое мужчин.
— Мужик! Слышишь? Куда полез? Самый умный, что ли?
Цыган, не обращая внимания, стал вынимать мешки с заднего сиденья «Запорожца». Ему пришлось нагибаться и, словно в насмешку, показывать очереди крепкий зад, обтянутый лоснящимся черным лавсаном. Тогда из очереди выделились алкаши. Главный из них по кличке Бобер, приземистый, крепкий, со стеклянным глазом, вплотную подошел к цыгану.
— Это! Рома, ты че, блатной, что ли?
Цыган и на него не обратил внимания. И даже когда Бобер попытался взять его за куртку, просто отмахнулся, как от надоедливого насекомого. Взвалил мешок и унес в помещение. Очередь взревела разноголосицей.
— Ты че, мля, деловой, что ли? — рванулся за ним Бобер с двумя друзьями, но на шум из пункта приема вышел сам приемщик Дема, длинный тридцатипятилетний мужик в синем халате и серой суконной кепке. Очередь смолкла.
— Так, — раздельно проговорил он, глядя, как дети прыгают в песок. — Еще. Один. Звук. И я закрою на хрен эту богадельню. Голова уже пухнет.
— А вы почему без очереди пропускаете? — взвилась низенькая старушка с дерматиновой сумкой, в которой лежало не более десятка молочных бутылок.
— Он, — указал Дема в сторону цыгана, — с утра занял еще. Ну, сломалась машина у человека, что же ему стоять весь день?
Аргументы толпу не убедили, но тон сделал свое дело. Сдержанно ворча, очередь успокоилась. А цыган, сдав две сотни бутылок, получил от приемщика не сорок рублей, как ему полагалось, а тридцать. Цыган был выгодным клиентом, и в очереди он не стоял.
***
На этот раз в моечном цехе бутылки споласкивала одна, та самая, пожилая. Молодой не было. Ее не будет еще пять дней, вернется она пожелтевшая, худая, ненавидящая. А «чебурашка» попала прямо на свадебное застолье, но не в ресторан или кафе, а в обычную квартиру, где из самой большой комнаты вынесли всю мебель. Внесли же только столы и многочисленные разнокалиберные стулья.
Бутылка в числе других емкостей стояла на балконе. Из распахнутой кухонной форточки пахло вареными яйцами, жареным луком и газом. Слышался стук ножей и бряцание кастрюль. Там было жарко и тесно. Пожилые женщины толкались бедрами, локтями, крошили соленые огурцы, колбасу, вареную картошку.
В маленькой комнате снаряжали невесту — миловидную, крупную, глазастую. Подружки помогали упаковаться ей в платье, прикалывали фату, выхватывали из россыпи косметических принадлежностей тюбики и флакончики.