Старик долго уговаривал и наставлял меня, но я не слушался его.
Тогда он сказал:
— Ну что ж, юноша, если я не расскажу тебе все, ты ведь затаишь на меня обиду.
Я ответил:
— Расскажи все, а потом — будь со мной, что будет. И он начал:
— Юноша, меня называют Нуъмон-путешественник. Родился я в арабском Ираке. От отца досталось мне большое наследство и я с юных лет увлекся путешествиями и всю жизнь провел в торговых делах. Но ни в одном вилояте я не задерживался дольше нескольких дней. Повидал и пожил во всех семи климатах[20]. Так что стал прославленным путешественником. По воле судьбы, путь мой лежал в одну из европейских стран. И вот мы достигли города, который называли Аржангом мира. Особенностью этого города было то, что он разделялся протекающей посредине рекой на две обширные густонаселенные и благоустроенные части. Каждой его частью правил свой падишах, и река эта служила границей их владений. Мы остановились в той части этого города, которая превосходила своей величиной другую. Через несколько дней по вилояту распространился слух о прибытии купцов. В одно прекрасное утро я сидел в своей комнате, как явились в караван-сарай главный страж гарема со старухой и несколькими слугами и потребовали материи. Торговцы указали на меня. Когда они подошли к моей двери, по виду я понял, что они слуги высокопоставленного лица. Я вежливо принял их и спросил о цели прихода.
Этот господин сказал:
— Владычица мира требует тканей и шелка. Возьми с собой самые лучшие материи разных сортов и ты будешь удостоен чести предстать перед нашей маликой.
Я поспешно отобрал у себя и у других торговцев побольше тканей и отправился с ними. Пришли к падишахскому дворцу. Нас ввели внутрь. Войдя в гарем, я оказался в великолепном здании, полном европейских красавиц... все солнцеликие, луно-подобные, стройные, белотелые, все очаровательны на зависть месяцу. И среди них красавица — покой души; изящная, луно-ликая, с томными глазами газели, словно ночь, ресницами, устами, подобными фисташке, подбородком, словно серебро, мускусными волосами, вьющимися локонами, губами, словно бутон, сладкоречивая... словно источник жизни, скрытый в потемках. Она восседала на кушетке, а остальные прелестницы окружали ее, словно звезды. Но видно было, что владычица в дурном настроении. Она сидела, опустив голову, и следы волнения и беспокойства ясно читались на ее лице.
Как только увидел это собрание красавиц и их повелительницу — похитительницу сердец, я потерял сердце, и стрела любви вонзилась в мою грудь по самое оперение. Нить сдержанности выпала из моих рук, и я очутился в силках печали.
Не только запуталось сердце в ее завитках,
На торжище том оказался и разум в силках.
Я был восхищен красотой солнцеподобной и был готов разорвать ворот рубахи от восторга. Я сдерживал себя, но...
Безумное сердце нельзя от любви удержать,
Нельзя мотылька от горящей свечи отогнать.
...Я не в силах был говорить, не мог ничего делать, я просто оцепенел на месте.
Через некоторое время повелительница красавиц подняла голову, посмотрела в мою сторону, улыбнулась и сказала:
— Ну, мусульманин, подойди поближе, разверни свой товар! Как только она кинула на меня благосклонный кокетливый взгляд, я подбежал к ней и чуть ли не пропел:
О, не только душа твой сияющий облик хранит,
Мир светлеет вокруг от сияния этих ланит.
Я развернул перед ней ткани, но прежде я предложил ей свою жизнь. Она, пересмотрев и поразмыслив, отобрала кое-какие украшения и несколько штук тканей и сказала:
— Мусульманин, оставь это и приходи завтра за их стоимостью.
Мне показалось, что подарили мне весь мир. Ибо еще раз осветятся мои глаза блеском красоты той ангелоподобной. Поэтому я раскрыл уста для благодарственной молитвы:
— Надеюсь, дерево щедрот согнуться не успеет,
Тень благосклонности твоей для нас не оскудеет.
С разбитым сердцем и поверженной душой покинул я то собрание. Добравшись до своей комнаты, удрученный, закрыл за собой дверь, забился в угол и стал плакать и сетовать... То, упрекая себя, я говорил: «О, несчастное сердце! Что за безумство? Конечно же, тебе никогда не добиться близости красавицы. Теперь лишь вкушать тебе из кубка разлуки кровь в обилии и проводить бессчетное число дней в долине отдаления. Женщина покорительница твоя та, ради медовых уст-лалов которой отдаешь ты жизнь свою...» Потом говорил: