Видеть пристанище друга без друга очень тяжело!
В одном фарсахе от города они выбрали живописное место, разбили шатры и расположились на отдых.
— Дервиши! — продолжал Озодбахт,— случайно один из моих старших охотников, возвращаясь с охоты, проходил мимо их стоянки. Он увидел в шатре за беседой ходжу и «юношу» и других путешественников. Удивленный, он остановился, раздумывая, кто бы это мог быть? Падишах никого из эмиров никуда не отправлял, да и посланников никаких не ждали. Поэтому он послал своего скорохода разузнать, в чем дело. Когда скороход подошел к шатру торговца, последний подозвал его и расспросил об его хозяине. Ходжа, узнав, что его хозяин здесь неподалеку, отослал скорохода с приглашением: если не трудно, озарить своим присутствием эту стоянку. Старший охотник, горя желанием узнать все поподробнее о них, принимает приглашение. После приветствий и расспросов о состоянии здоровья садится в кресло. При виде вещей и принадлежностей, всей этой пышности он приходит в изумление. А увидев солнцеподобного «ходжазода», в сторонке собаку и вышеназванные клетки, он был потрясен. Ходжа хорошо угостил его. Охотник же, разузнав все о ходже,— его имя, звание — возвратился в город. На следующий день он явился в наш дворец. Старший охотник о виденном рассказал военачальникам. Рассказ его привел их в изумление. Явившись во дворец, они обо всем известили нас и так описали поведение и злодейства владельца драгоценностей, что во мне вспыхнуло пламя гнева, и я решил во что бы то ни стало достойно наказать того человека, чтобы это стало предостережением для других жестокосердых. Поэтому я велел нескольким самым свирепым воинам убить ходжу, а состояние и жилище его разграбить.
Дервиши! Случайно тот европейский посланник оказался тут же. Услышав мое приказание, он засмеялся. Смех его еще больше рассердил меня, и я сказал:
Когда нам смех не служит для утех,
То лучше плач, чем неуместный смех.
Эй ты, невежа! Чего ты смеешься? Посланник сказал:
— О владыка! Причин для смеха несколько. Во-первых, стала явной правдивость слов старого везиря, и этот невинный человек будет освобожден из тюрьмы. Хорошо, что по моему заступничеству тогда вы не обагрили руки кровью невинного.
Во-вторых, о властитель, вместо того, чтобы позвать к себе того купца и все узнать от него самого, вы со слов человека, который говорит, что ему в голову взбредет, того торговца приговорили к смерти...
Дервиши! Слушал я посланника и вспомнил своего везиря. Тут же велел привести ко мне ходжу с «юношей», двумя узниками и собакой. Согласно моему приказу, слуги мигом доставили их ко мне. Когда ходжа с «юношей» вошли, все присутствующие были ошеломлены одеждой, воспитанностью и красотой мальчика. Единственный по красоте «юноша» держал в руке золотое яблоко, усыпанное бесценными драгоценностями и бесподобными каменьями. Он положил его у ножки моего трона и, поклонившись, отошел в сторонку. Ходжа же, поклонившись, прочитал приветственную молитву. Обходительность и красноречие его изумили всех.
Я обратился к нему со словами:
— Эй, дьявол в образе человека, что за сети ты раскинул и что за западню ты устроил на пути людей?.. Есть у тебя вера и религия?
Он ответил:
— О владыка, пусть жизнь и могущество твои будут незыблемы. Есть у меня вера и есть религия. То, что предстало перед вашим взором и является поводом моего оговора, но оно имеет причину, о которой я не могу вам сказать.
О боли подобной нельзя говорить,
Но больше ее невозможно таить.
Владыка! Чтобы скрыть случившееся, я примирился с позорным прозвищем «почитатель собак» и стал известен повсюду как ходжа-поклонник собак...
Его слова вызвали во мне новую волну гнева и я сказал:
— Эй, невежественный демон пустыни! Я не из тех, чтобы поверить твоей лжи. Сейчас же или убедительно объясни причину всего этого, так чтобы каждый разумный понял происходящее, или понесешь заслуженное наказание, которое послужит примером для других!
Он сказал:
— О владыка! Что если вы смилостивитесь надо мной, не прольете мою кровь, а заберете мое состояние, которому нет счета, меня же и этого юношу отпустите...
Но гнев мой не проходил. Он, видя безвыходность своего положения, начал плакать и, взглянув на «юношу», сказал:
— Сынок, я не боюсь смерти, но кому я тебя оставлю?! Я сказал:
— Нечего тут пустословить и искать повода, чтобы избежать наказания! Давай поторапливайся!
После этих слов он подсел поближе, прочел молитву и сказал: