— О шах времени! Если б это не касалось жизни, а следовательно и разлуки с любимым, эти слова никто никогда не услышал бы. А раз дело дошло до этого, то велите привести тех двух людей, сидящих в клетке и кажущихся такими забитыми, и послушайте то, что я расскажу. Если я где-то ошибусь, они поправят меня.
Предложение ходжи мне понравилось, и я велел выпустить из клеток тех двоих. Их освободили, и они уселись по левую и правую руку ходжи.
Затем ходжа сказал:
— Этот человек, который сидит по мою правую руку — мой старший брат, а этот —средний. Я же младше их обоих. Мы из вилоята Фарс. Отец был торговцем и имел восемь тысяч туманов состояния. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец заболел и умер. Спустя десять дней после смерти отца, братья сказали мне:
— Такой-то, позови любого из родственников, кому ты доверяешь, разделим состояние отца, и каждый из нас распорядится своей долей, как захочет.
Я ответил:
— Братья, что вы говорите! Я — ваш раб. Отец умер, и вы мне вместо отца. Я еще молод, и вы — моя защита и опора. Если не откажете мне в одежде и куске хлеба, мне достаточно этого.
Они на это сказали:
— Ну конечно... Неплохо придумал!.. Ты хочешь такой хитростью через некоторое время заставить нас нуждаться в куске хлеба.
Услышав такие слова, я ничего не сказал, ушел в опочивальню и горько заплакал. Затем стал успокаивать себя тем, что братья просто испытывают меня.
На следующий день, когда поздним утром братья ушли куда-то, пришел слуга казня и повел меня в судебное помещение. Придя туда, я увидел моих братьев. Они требовали исполнения вчерашнего предложения.
Казий посмотрел на меня и сказал:
— Ты почему не признаешь предписаний шариата? Я повторил то же, что сказал вечером братьям. Братья на это ответили:
— Если говоришь правду и сердце не противоречит языку твоему, составь документ, закрепи его печатью и подписью казня — блюстителя шариата — и дай нам. Если вдруг надумаешь оспаривать наследство, чтобы претензии твои были не в силе.
Я решил, что братья так поступают из предосторожности и благоразумия. Поэтому по их желанию я заверил бумагу и с чистой душой пришел домой. Через несколько дней братья сказали мне:
— Найди себе другое жилье! Мы не хотим, чтобы ты жил в нашем доме!
Услышав это, я понял, что братья обманули меня. Я ничего им не сказал, повиновался их требованию и испросил себе два-три дня сроку. За это время я продал кое-что из вещей, что привез мне отец в подарок из своих поездок, купил на эти деньги дом, и со служанкой, которую мне подарил тоже отец, переехал в свой двор. Когда я перебрался к себе, вот эта собака, сызмальства привыкшая ко мне, последовала за мной. Братья поступили со мной плохо, жестоко, а собака не покинула меня, пошла со мной.
Затем я снял лавку на базаре и, имея немного денег, занялся торговлей. За три года мое состояние достигло четырех тысяч туманов. Я стал пользоваться уважением у торговцев, знать и аристократия обращались ко мне с просьбой.
Пошел четвертый год. Однажды я сидел дома, как вдруг с плачем и причитаниями вошел с улицы один из моих рабов. Я спросил, почему он плачет?
Он с упреком сказал мне:
— Тебе-то какое дело? Предавайся своим развлечениям!
— Случилось несчастье? Он ответил:
— Может ли быть несчастье хуже того, что ты, беспечный и радостный, живешь в роскоши, а братьев твоих по тяжбе ростовщика из-за ста туманов подвесили и избивают на базаре палками. И некому заступиться за них.
От такой вести сердце оборвалось в груди, мне стало дурно. Не в силах терпеть, я бегом бросился из дома. Слугам велел принести деньги. Когда я добежал до площади, я увидел этих двух молодых людей в плачевном состоянии. Из глаз моих полились слезы. Я тут же всунул слугам наместника деньги, велел отойти от братьев, подошел к ростовщику и сказал:
— Почему ты терзаешь этих несчастных? Он ответил:
— Если тебе жаль их, успокой мое сердце и исполни мое притязание! Если нет — нечего болтать без толку.
— И что составляет твое притязание? Он ответил:
— Сто туманов.
Я тут же вручил ему сто туманов, забрал расписку, этих двоих, плачущих, нагих и избитых, и привел к себе домой. Тут же позвал лекаря, он обработал и смазал им раны. Затем дал им хорошую одежду, отправил в баню, приютил, приветил их и стал служить им. Чтобы не смутить их, об отцовском состоянии я ничего не спросил.
Они же, пережив такое унижение, на улицу не выходили, людям не показывались, предпочитали сидеть дома. Через некоторое время я подумал, что им наскучило сидеть дома. Поэтому вечером во время беседы я сказал им:
— Братья, по-моему, неплохо бы было отправиться вам на несколько дней в путешествие, развлечься, отдохнуть от сидения дома. Ибо почет и уважение торговец приобретает лишь в путешествии.