— Ты старик-плут! Разве не ты обуславливался, что не будешь хитрить? Что это за запахи? И кто додумался до этого?
Муборак стал изворачиваться:
— Как я могу хитрить! С того дня, как я стал служить здесь, я перестал себя числить человеком.
Затем малик повернулся ко мне и сказал:
— Следовательно, эта недостойная мысль и несбыточные мечты зародились в твоей голове. Теперь я знаю, что мне делать.
Во мне вспыхнули гнев и чувство собственного достоинства с такой силой, что, не помня себя, я подбежал к Муборак, выхватил из его пояса нож и метнул его в малика Садыка. Я не знаю, достигло ли его острие тела малика, знаю одно, что он опрокинулся на спину под мои ноги и сердце его перестало биться. Я подумал, что он умер. Очень этому удивился: ведь мой удар не был настолько силен, что он мог умереть. Тут он стал постепенно уменьшаться, пока не превратился в маленький шарик, поднялся в воздух и исчез из глаз. Вдруг он, словно рокочущий гром и стремительная молния спустился с небес, пару раз пнул меня в грудь, так что мои лопатки впечатались в землю, боль охватила мое сердце и я потерял сознание...
Когда пришел в себя, то увидел, что нахожусь в пустыне и вокруг, кроме бесконечных песков и верблюжьей колючки, ничего нет. Я закрыл глаза, стал плакать и стенать, но все было напрасно: мой плач мне не помог... Я, словно Меджнун, стал скитаться по горам и степям. Я ни минуты не мог быть с людьми, не мог спать и есть. Везде и всюду я искал мою возлюбленную. У каждого встречного я спрашивал место нахождения малика Садыка. Никто не знал и не мог показать его мне. Наконец, разуверившись в мироздании, я решил, что смерть лучше такой жизни. Я взобрался на вершину горы и хотел кинуться вниз и таким образом избавиться от мук. Случайно горой этой оказалась именно та, куда ходили и дервиши. Там я повстречался с благочестивым старцем и по его наставлению тоже направился в эти края. И вот все мы сидим перед падишахом. Посмотрим, что ждет после такой жизни многострадальных дервишей...
 |
ЭПИЛОГ
Сказитель рассказывает, что после того как четвертый дервиш закончил свою повесть, из шахского гарема послышались шум и радостные крики. Евнухи побежали в замок и сообщили радостную весть, что у падишаха родился сын... Шах от радости лишился чувств. Когда пришел в себя, спросил:
— Никто из обитательниц гарема не был в положении. Кто же родил этого мальчика?
Ответили:
— Такая-то ваша избранница, на которую несколько месяцев назад султан изволил разгневаться, и она пряталась от него. Никто за ней не ухаживал, и, страшась шаха, при нем не называли даже ее имени и ждали, как завершится ее беременность. Слава создателю, родился мальчик.
Падишах как был раздетым, так и побежал в гарем, взял мальчика на руки, вынес и положил его к ногам дервишей. Все дервиши поцеловали ребенка в голову и глаза и нарекли шахзаде Бахтиёром. После этого шах отнес его в гарем, вручил нянькам и, вернувшись, в тот же день освободил своих подданных от подати на три года, подписал помилование провинившимся, освободил заключенных и открыл двери сокровищниц... облагодетельствовал бедняков и велел устроить пышный пир.
Еще не закончились праздник и веселье, как из гарема донеслись причитания и крики. Падишах и его приближенные взволновались. Из гарема пришли с вестью, что, когда ребенка обмыли и, завернув в тонкую ткань, положили подле матери, вдруг в небе появилось темное облако, опустилось на землю и обволокло ребенка и мать. Когда рассеялся этот дым, увидели мать без сознания, а ребенок исчез.
Шах и его приближенные стали плакать, сидели растерянные и изумленные этим необычным явлением, забыли что такое смех.
Через два дня ребенка доставили в украшенной жемчугом колыбели. Все очень обрадовались и возликовали. Но никто не знал, что же произошло на самом деле. Падишах в своей резиденции определил постоянное место пребывания для дервишей и ежедневное для них питание. Сам же каждый день, освободившись от государственных дел, шел к ним.
В начале каждого месяца, как уже описывалось выше, мальчик исчезал. Когда его возвращали, при нем оказывались подарки — одежда, а также другие вещи, от которых рябило в глазах. Ему уже исполнилось семь лет, а установившееся это положение все еще продолжалось. Падишах по совету дервишей написал такое прошение:
«...Посылая жаркие, направленные лишь к нему приветствия, я довожу до вас, высочайший правитель, от имени разлученных, лишившихся уважения, что если вы, проявив сострадание, освободите этих несчастных из этой долины изумления, то есть дозволите выразить вам свое почтение и служить вам подобно рабам, было бы прекрасно и великодушно с вашей стороны».