Услышав от того человека добрую весть о встрече и обещание свидания с возлюбленной, я, переполненный радостью, тронулся в путь. Сегодня — ваш слуга — я встретился с вами, так что одно предсказание отшельника уже исполнилось. Посмотрим, что ждет меня завтра. А теперь пусть каждый из вас, согласно нашему уговору и в меру своих способностей, расскажет о своих приключениях.
РАССКАЗ О ПРИКЛЮЧЕНИЯХ ВТОРОГО ДЕРВИША
Сумевшие в беде свой разум уберечь,
Правдивую мою достойны слушать речь.
Дервиши, друзья! Знайте же, что ваш покорный слуга — сын падишаха вилоята Аджам и кроме меня у отца детей не было. Он очень надеялся, что я заменю его и еще при жизни назначил меня наследником престола и все государственные дела предоставил решать по моему усмотрению. Я, несмотря на малолетний возраст, правил государством, повелевал всем и вся весело, беззаботно, беспечно. Я был молод и проводил время в различных увеселеньях, играх и охоте.
Однажды я назначил очередную сорокадневную охоту и велел подготовить охотничьих соколов, кречетов, орлов, ястребов и других ловчих птиц, а также скаковых лошадей. Охотники собрались и в назначенное время и в благоприятный час выехали в степь. В день большой охоты отпрыски амиров — правителей и отпрыски гази — почетных мусульманских родов — увлеклись скачками, ловлей и гоном, я же, верхом, стоял на возвышенности и наблюдал за всем этим. Вдруг в кругу охотников я заметил газель, описать красоту которой нет слов. На шее газели красовался инкрустированный драгоценностями ошейник, на ногах — браслеты, увешанные золотыми колокольчиками, рога обтянуты золотой пленкой, украшенной дорогими каменьями. Эта необыкновенная газель вела себя не так, как другие дикие животные: она грациозно и спокойно разгуливала по степи и не пугалась людей. Я хотел взять ее живой. Беспечная, она не знала, какая беда нависла над ней. Я велел поймать ее. Храбрецы мои с арканами поскакали в ее сторону. Они разом метнули несколько петель в надежде поймать ее. К счастью, ни один аркан не достиг цели, и газель, оставив их далеко позади, повернула в мою сторону. Я тоже закинул аркан. Газель бросилась от меня в степь и устремилась по ней, словно поток. Я сказал:
— Не смейте трогать газель, я сам поймаю ее. Не преследуйте ее, она боится толпы...
Я с арканом в руке поехал разыскивать газель. Эта вожатая диких газелей, видя, что я далеко, начинала спокойно пастись, но стоило мне приблизиться и метнуть аркан, как она стремглав убегала от меня. С самого утра и почти до заката я скакал по горам и долам за этой газелью. Лошадь моя выбилась из сил, и сам я очень устал. Меня стало разбирать зло. Я отбросил аркан, схватил лук, вставил в него стрелу, оперенную орлиными перьями, и, направив ее на эту плутовку, натянул до отказа тетиву и поскакал в ее сторону. Стрела, по предопределению судьбы, впилась в бедро газели. Она остановилась. Поблизости была высокая гора. Она направилась к ней, проковыляла, хромая некоторое расстояние, и исчезла с глаз.
Я решил, что она, обессилев, упала. Я спешился и пешком пошел искать ее. Искал долго, но не нашел. Приближалась ночь, вот-вот стемнеет. Я огляделся вокруг и увидел на перевале горы купол какого-то строения и несколько деревьев. Я пошел туда с намерением провести там ночь и дождаться утра. Когда я приблизился, увидел родник, прозрачный, словно источник Хызр[17]. Я сел у родника, помыл лицо, руки и задумался. Вдруг я услышал чей-то печальный голос, доносившийся из строения.
— О друг сердечный, о любезный собеседник моей горестной души. Кто сотворил с тобой такое зло? Чтобы не видеть ему радости от своих друзей и собеседников, да пусть настанут для него в скорости такие же горькие дни, какие постигли меня.
Мне стало жаль того человека, и я вошел вовнутрь и увидел старика, который обнимал и целовал газель, и горько плакал. Одет он был в черную поношенную одежду, какую обычно носят отшельники-христиане. Я поздоровался с ним. Он ответил на мое приветствие и хотел подняться мне навстречу, но я извинился, сел и спросил его:
— Эй, человек, подружившийся со страданиями, я допустил эту оплошность, но это произошло, когда я не владел собой от неудачи. Могу ли я надеяться на прощение?
Дервиши! Мы извлекли из раны газели стрелу, перевязали ...и затем сели за беседу. Старик принес еду, какая у него нашлась. После еды мне захотелось спать, и я, привалившись к стене, уснул.
Дервиши! В помещении стояли четыре суфы. Перед одной из них была натянута занавеска. Проснувшись среди ночи, я услышал за занавеской причитания и горький плач старика. Я стал прислушиваться, и вот что он говорил:
Доколе, небосвод, кровь на меня взвалил?
Страдальцу наконец ты б сердце пощадил.
Мне ночью стали дни, печали тьму сгустили,
Доколе груз нести, я руки опустил.
От воплей пользы нет, как поступить, не знаю?
Что делать мне, сгораю я, сгораю.
Смири жестокосердье наконец,
Балунья вероломная сердец!
Кинжалом равнодушия твоим я обагрен, пронзаемый жестоко, И полноводней, чем река Джейхун[18], глядит мое истерзанное око. Хоть слово дай услышать в тишине. Коль поцелуи недоступны мне.
И продолжил:
Ах, самою отчаянной мольбой
Что можно сделать с каменной душой?
Я, удивленный обстоятельствами и услышанным, подошел к занавеске, приподнял и заглянул за нее. И увидел на суфе возвышение, на котором была раскинута постель. На постели сидела красавица в роскошном шелковом платье. На голове парчовая, цвета солнца, шапка с султаном, усыпанным драгоценными камнями. Она, сидела, вытянув ноги, а несчастный старик, приникнув к ее стопам лицом, горько плакал и стонал. А изнеженная красавица, кичась своими чарами, была равнодушна к его мольбам и унижениям.
Дервиши! С первого взгляда я потерял ум и рассудок.
Терпенье мое и покой унесла в пустоту
Та, с камнем в груди, тугоухая на доброту.
Красива была и мила и проворна некстати
Луна — озорная турчанка, девчонка в халате.
От пламени страсти любовной я к милой летел
И словно котёл на огне раскаленном кипел.
И был я блаженному отдохновению рад,
Когда обнимал ее, словно рубашку халат.
Пусть кости истлеют и весь я как ветошь истлею,
Но ласки ее позабыть никогда не сумею.
Уносит она мое сердце и веру в очах,
Неси на плечах, уноси на плечах, на плечах!
Бальзам для тебя, вот бальзам твой, Хафиз-однолюб:
Мед губ ее сладких, мед губ ее вечных, мед губ!
Невольно вскрикнув, я упал без чувств. Когда очнулся, увидел, что тот человек брызжет мне в лицо холодной водой и, плача, приговаривает:
Влюбленный, который любовью как я одержим,
Несчастней, чем я, сострадание надобно им.
Я сказал:
— О старец, полный лжи и коварства! Кто эта редкостная красавица, как зовут ее, откуда родом? Из какого цветника этот цветок и из какого сада этот кипарис? Какую семью ты разорил и сумел заполучить эту периподобную красавицу?