Так как цель «юноши» была связана с раскрытием этого дела, он сел за дастархан, чтобы постепенно выпытать тайну ходжи. Два месяца эта разумница живет в доме ходжи, почитает и относится к нему как к отцу и так покоряет его сердце своим обхождением и необычной красотой, так очаровывает, хитрит и лукавит, что ходжа и минуты не может прожить без нее.
Вот однажды, в состоянии опьянения, «юноша» горько расплакался. Ходжа долго утешал его и уговаривал, а затем спросил о причине слез.
«Юноша» ответил:
— Отец! Что мне тебе сказать? Лучше б мне не приезжать к тебе и не испытал бы я тогда горечь близкой разлуки. Мне необходимо с тобой расстаться. Я не знаю, что сталось со стариком-отцом. Буду жив и подвернется случай, я незамедлительно повидаюсь с тобой...
Несчастный ходжа, влюбленный и растерянный, услышав эти слона, заплакал, запричитал, и уста его сами собой произнесли эти строки:
— В беду попал из-за тебя, горюя и кляня.
Но я твой друг, душа моя, не отвергай меня.
О, дорогой мой, зеница моего ока! Как случилось, что ты так скоро пресытился лицезрением твоего старого раба и надоело тебе его присутствие?
Зачем ты нам лицо свое открыл,
Пленил меня и сердце покорил?
Напрасно было все очарованье,
Рок все равно желание разбил.
Свет моих очей! Выброси из головы нелепую эту мысль, она неисполнима. Пока я жив, разлучиться с тобой не соглашусь даже на час. И потом, Аджам — это область с прекрасным климатом. Ни в чем не уступает Руму. Если у тебя в Европе остался кто-то, пошлем за ними любого из твоих доверенных слуг с несколькими моими людьми, чтобы привезли их сюда. Так что через некоторое время они в полном здравьи будут доставлены сюда. Сынок! Много испытаний выпало мне на долю в молодости, пришлось объехать и обойти много стран. Теперь я стар, богат и состоятелен. У меня нет ни детей, ни родных, которые после моей смерти прочитали бы молитву надо мной. Я хочу, чтобы ты заменил мне любимого сына, и, пока я жив, был светом моих очей. Когда я умру, предал бы меня земле, прочитал надо мной молитву. А после делай, как знаешь. «Ходжазода» в ответ сказал:
— О, отец! У меня нет желания покидать тебя. Но благословение отца и матери обязательно. Они уже стары и немощны. Мне необходимо вернуться к ним. Отец мне дал разрешение лишь на год. Он ждет меня. Я боюсь, как бы не проклял он меня. Если сделаешь милость и возвеличишь своего верного раба, то есть согласишься поехать в Рум и оправдаешь отцовские слова, я клянусь тебе, что, пока жив, буду верным тебе слугой.
После долгих обсуждений и разговоров бедному ходже ничего не осталось, как ехать вместе с «юношей».
Держит в Индию путь, кто желает павлина достать,
Кто охвачен любовью — приходится узником стать.
Когда они пришли к твердому решению ехать в Рум, к ним присоединились купцы Хорасана и Ирака. Ходжа-почитатель собак с несметными сокровищами и драгоценностями, рабами и слугами в благоприятный час покинул Нишапур и раскинул за городом шатры. Другие торговцы, каждый согласно своему положению и состоянию, с товарами и тканями, присоединились к нему. Когда настало время ехать, оказалось, что сто верблюдов были нагружены шелками, сто — драгоценностями и сто верблюдов — золотом и серебром. Ходжа со своими приближенными тронулся в путь. Их сопровождали сто храбрых молодых кипчакских рубак. Впереди них рядом с ходжой ехала красавица, луна небесная, милая очаровательная воздушная фея. Их окружали, словно мотыльки, друзья. За ними на роскошном седле под зонтом несли ту собаку. Следом на верблюде везли клетки с теми двумя несчастными. Так они и ехали, на каждой стоянке предаваясь веселью и пиршеству. Наконец они достигли стоянки в Кустантании. «Юноша» попросил позволения поехать в город, чтобы подготовить место для ходжи и друзей. Ходжа нехотя согласился, но поставил условие, что он в городе больше, чем на одну ночь, не останется.
«Юноша», добравшись до города, ночью идет к себе домой и входит в гарем. Обитательницы гарема поражаются дерзости постороннего мужчины. Но «он» бесцеремонно направляется к матери. Мать после долгих укоров и упреков спрашивает, как ее дела?
Девушка говорит:
— Мама, все это я сделала исключительно для освобождения отца. Слава Всевышнему, цель достигнута. Ночь беспросветной печали обернулась днем радости. Я привезла того ходжу — торговца с его собакой и ошейником. А теперь я прошу тебя отпустить меня еще на два-три дня, чтобы довести дело до конца и освободить отца из темницы.
Мать обрадовалась встрече с дочерью и хорошей вести, прижала ее к груди. Она удовлетворила просьбу дочери и отпустила ее. Красавица утром отправилась к ходже. Но влюбленный ходжа не вынес разлуки и в тот же вечер и в тот же час приказал собираться в путь.
Видеть пристанище друга без друга очень тяжело!
В одном фарсахе от города они выбрали живописное место, разбили шатры и расположились на отдых.
— Дервиши! — продолжал Озодбахт,— случайно один из моих старших охотников, возвращаясь с охоты, проходил мимо их стоянки. Он увидел в шатре за беседой ходжу и «юношу» и других путешественников. Удивленный, он остановился, раздумывая, кто бы это мог быть? Падишах никого из эмиров никуда не отправлял, да и посланников никаких не ждали. Поэтому он послал своего скорохода разузнать, в чем дело. Когда скороход подошел к шатру торговца, последний подозвал его и расспросил об его хозяине. Ходжа, узнав, что его хозяин здесь неподалеку, отослал скорохода с приглашением: если не трудно, озарить своим присутствием эту стоянку. Старший охотник, горя желанием узнать все поподробнее о них, принимает приглашение. После приветствий и расспросов о состоянии здоровья садится в кресло. При виде вещей и принадлежностей, всей этой пышности он приходит в изумление. А увидев солнцеподобного «ходжазода», в сторонке собаку и вышеназванные клетки, он был потрясен. Ходжа хорошо угостил его. Охотник же, разузнав все о ходже,— его имя, звание — возвратился в город. На следующий день он явился в наш дворец. Старший охотник о виденном рассказал военачальникам. Рассказ его привел их в изумление. Явившись во дворец, они обо всем известили нас и так описали поведение и злодейства владельца драгоценностей, что во мне вспыхнуло пламя гнева, и я решил во что бы то ни стало достойно наказать того человека, чтобы это стало предостережением для других жестокосердых. Поэтому я велел нескольким самым свирепым воинам убить ходжу, а состояние и жилище его разграбить.
Дервиши! Случайно тот европейский посланник оказался тут же. Услышав мое приказание, он засмеялся. Смех его еще больше рассердил меня, и я сказал:
Когда нам смех не служит для утех,
То лучше плач, чем неуместный смех.
Эй ты, невежа! Чего ты смеешься? Посланник сказал:
— О владыка! Причин для смеха несколько. Во-первых, стала явной правдивость слов старого везиря, и этот невинный человек будет освобожден из тюрьмы. Хорошо, что по моему заступничеству тогда вы не обагрили руки кровью невинного.
Во-вторых, о властитель, вместо того, чтобы позвать к себе того купца и все узнать от него самого, вы со слов человека, который говорит, что ему в голову взбредет, того торговца приговорили к смерти...
Дервиши! Слушал я посланника и вспомнил своего везиря. Тут же велел привести ко мне ходжу с «юношей», двумя узниками и собакой. Согласно моему приказу, слуги мигом доставили их ко мне. Когда ходжа с «юношей» вошли, все присутствующие были ошеломлены одеждой, воспитанностью и красотой мальчика. Единственный по красоте «юноша» держал в руке золотое яблоко, усыпанное бесценными драгоценностями и бесподобными каменьями. Он положил его у ножки моего трона и, поклонившись, отошел в сторонку. Ходжа же, поклонившись, прочитал приветственную молитву. Обходительность и красноречие его изумили всех.