Летними вечерами, когда сумерки сглаживали очертания предметов, люди выходили из душных помещений на свежий воздух. В один из таких вечеров дочь спросила об этом отца. Николай, сидя на деревянной лавке за уличным дощатым столом, покуривая папиросу, улыбнулся и заговорил:
— Представь себе, что глубоко под землей лежит озеро драгоценной жидкости. Вот прямо под нами. Но его надо найти, это озеро, нефтяное озеро. Или большое количество газа. Тоже очень необходимое вещество. Чтобы добраться до этих полезных ископаемых, нужна буровая установка. Вот такая, как у нас.
Я вот дизелист, ухаживаю за дизельным двигателем. Без него, как ты понимаешь, дела не будет — это он такой громогласный.
Людка не сводит внимательного взгляда с отца. Он дымит папиросой, добродушно усмехается, поглядывает на дочь. Девочке такой отец нравится: он очень нужный человек на буровой. Не будет работать его дизель, остановится жизнь вышки. Николай продолжает:
− На буровой есть еще бурильщики. Они отправляют вглубь земли мощное сверло, которое и делает основную работу: оно сверлит в земле глубокое отверстие, скважину, и, может быть, из нее брызнет нефтяной или газовый фонтан, то есть будет открыто новое месторождение. Для каждого нефтеразведчика это мечта. Поняла?
— Больно шумно там у вас, — посочувствовала Людка.
— Да, чтобы тебя кто-то услышал, приходится хорошенько поорать, — усмехнулся Николай.
− А когда буровая останавливается?
− Ну, если что-то сломалось. Есть и другая причина.
− А тебе не страшно там работать? А если вышка упадет? — забеспокоилась Людка.
− Не упадет! — засмеялся Николай. — У нее ноги крепкие. Вот ты же не падаешь? Потому что у тебя тоже ноги крепкие. Нет, не упадет! Не бойся!
Конечно, это для своей любознательной дочери отец сочинил рассказ о поиске углеводородов в таком несколько романтическом стиле. Не станет же он делиться с одиннадцатилетней дочерью изнанкой тяжелых условий работы на буровой, рассказывать об авариях, жаловаться на однообразие жизни и скуку, дурно влияющих на жителей поселка: от монотонного существования в экстремальных условиях накапливалась усталость, от надоевшего общепитовского меню пропадал аппетит. Люди, плюнув на приличные заработки, увольнялись с работы, уезжали на материк. Текучка в нефтеразведке была значительной.
Но задержавшийся на буровой рабочий люд все-таки находил выход из скверного положения. Сговорятся мужики, возьмутся за ружья, сядут на машину — и айда охотиться на сайгаков или джейранов. Азарт азартом, но бьют зверя по-умному: немного, для пищеблока. Или в рыбный город Муйнак нацелятся за копчеными дарами Арала. Заодно и пивка прихватят. Вернутся — устроят сабантуй на весь поселок.
Людке спонтанный рыбный праздник особенно нравился. Вернувшись из Муйнака, взрослые вешали на деревянный столбик огромного, распластанного на двое копченого толстолоба. Прозрачная жирная мякоть так пахнет дымком и еще чем-то, что слюнки текут. Взрослые смакуют пиво, рыбными перышками заедают. Наслаждается запашной рыбкой и ребятня. Вдоволь наигравшись, дети подбегают к толстолобу. Каждый стягивает с брюха рыбины полоску янтарного жира, кладет в рот, причмокивает — вкуснятина!
Насытившись, народ начинает танцы. Найдется какой-никакой свой гармонист, растянет ухвалисто меха видавшей виды гармошки — и пошли выделывать коленца кто во что горазд. Все, кого взбодрили хмель, еда и разухабистая мелодия, подпевают, вскрикивают на все степное пространство, открытое ветрам, дождям, солнцу и бесшабашной людской радости.
Очень нравилось девчонке, когда за гармонь брался отец. Сядет на корточки, подопрет спиной тростниковую стену землянки и наяривает. Голова откинута назад, аж кадык выпирает. На красиво очерченных губах хмельная усмешка. Осоловелыми голубыми глазами на танцующих почти не глядит — так увлечен своей игрой.
Прямо перед ним, широко раскинув в стороны руки, выплясывает мать. Совсем неважно, что она в широкой, с короткими рукавами простенькой кофточке и шароварах и что на ногах у нее тапки. Она кажется Людке краше всех.
Загораясь весельем взрослых, пускается топать ногами и прихлопывать руками поселковая ребятня. Даже маленький Тахир, завернутый в одеяло, будто что-то понимая, затихает на руках у тети Зайтуны и только, посасывая соску, водит глазенками с одного плясуна на другого.
Поздним вечером заканчивается веселье. Рабочие и их семьи расходятся по своим земляным хоромам, чтобы на следующий день вернуться
к привычному труду, без которого не будет шуметь буровая на плато Устюрт и открыто новое месторождение газа под названием «Шахпахты».