— "Хотя, принимая во внимание характер находок на Правом берегу, догадаться о чём-то подобном мог бы и дурак", — не отказал он себе в садисткой возможности мысленно самого себя пнуть.
И если бы парни из первого обоза заранее не организовали здесь место артиллерийской засады, именно здесь, рядом со старым местом переправы, от всего их каравана вряд ли бы что осталось.
Сто миллиметровое орудие на лодье против их батареи четырёх семидесяти шести миллиметровок с неопытным, плохо обученным расчётом — очень неравный расклад.
Да ещё учитывая полную их неготовность к стычке, когда все их орудия оказалась прицепленными к задкам фургонов.
За то засада отыграла на все сто. Что ни говори, а стрельба в упор даже из четырёх тридцати семи миллиметровых орудий, но по деревянной лодье — это вам ни хухры мухры. Мелкую пару пиратов буквально метлой вымело с поверхности реки.
А вот с большой лодьёй пришлось серьёзно повозиться.
Не было больше эффекта внезапности. Да и кто ж знал то, что такое большое судно, к тому же внешне совсем не вооружённое, напоминающее скорее обычную транспортную лодью, которых тысячи и тысячи здесь на реке, и совершенно не похожее на боевой ушкуй, окажется столь прекрасно вооружено. К тому ж не какой-то тридцати семи или сорока пяти миллиметровой мелочёвкой, а ста миллиметровой гаубицей. Которое к тому ж оказалось весьма умело скрыто под ничем внешне не примечательными щитами носовой надстройки.
— "Будь оно всё проклято, — выругался Димон про себя. — Одно орудие чуть было не поставила жирную точку в бренной жизни не только меня любимого, но и всего их каравана".
Видать, у пиратов был на то и расчёт. Отвлечь внимание малыми лодьями, внешне самыми обычными и похожими на сотни подобных малых боевых ушкуев, вооружённых большими станковыми стреломётами. Чтобы потом, выявив огневые точки охраны переправы, при нужде уничтожить их огнём гаубицы.
Очень похоже на то, что был у пиратов в этом деле очень богатый опыт. И, надо сказать, подобное поведение — не самая глупая тактика. Всё бы у них получилось, не будь у них на месте переправы заранее организованной артиллерийской засады.
Высланный вперёд обоз полностью отыграл свою роль, втайне ото всех организовав в этом месте засаду, и тем спас им всем жизнь.
Только и потери они понесли более чем серьёзные. Разбитая вдребезги четырёх орудийная батарея семидесяти шести миллиметровок и два уничтоженных немецких орудия Pak — прошлогодней его добычи. И самые большие потери — двадцать семь погибших парней.
Как он теперь будет разбираться с семьями погибших, Димон не хотел даже думать. Никакими деньгами не вернёшь убитых. И что отомстил, безжалостно повесив всех попавших им в руки пиратов — утешение слабое.
Хорошо что пока парни готовили засаду, времени хватило ещё и расстрелянные стволы у старых немецких орудий поменять на новенькие, всё из того же раскопа этого года. Не так мазали как в прошлый раз. Да и новые прицелы, всё оттуда же, из раскопа, неплохо отыграли свою роль.
Вот только плохо, что опыта практических стрельб у новоявленных артиллеристов практически не было. Иначе, может быть, управились совсем малой кровью.
— "Но ничего, — мстительно прищурил глаза Димон. — Хоть и оставили большинство найденных снарядов чужим, но и того что взяли, хватит для повышения практического навыка. Костьми лягу, но с таким заводом налажу производство собственных боеприпасов для оставшихся орудий. А потом, глядишь, с Божьей помощью и разбитые орудия починим. И ни одна тварь на реке не посмеет больше нам указывать где и как плавать, и где переправляться".
Подняв склонённую голову, Димон внимательней присмотрелся к организованной суете, царившей на месте переправы. Народ сноровисто распрягал постромки убитых лошадей, подымал опрокинутые фургоны и заводил на место запасных лошадей из резерва.
— "Хорошо что наводчиками у артиллеристов на пиратской лодье оказались ещё худшими, чем у нас в отряде, — вернулся он мыслями в прошлое. — Иначе бы он тут сейчас не сидел и ребята бы так спокойно не суетились по своим делам. А уже давно бы кормили червей в ближайшем овраге. Или, что более вероятно, снабдили б кормом рыб на реке. Что ни говори, а останки погибших в земле полностью не скроешь. Река — надёжнее.
— Но кто, кто же перебежал нам дорогу?" — снова вернулся он мыслями к прошедшему.
Усталая, контуженная голова постоянно крутила одни и те же мысли по кругу.
— "Тот коротышка в развалинах был довольно красноречив и думается мне не врал, когда сказал что они нас оставят в покое. Но если не он, то кто ж?
А тут ещё и проводник наш клятвенно уверял, что именно здесь никогда никого нет и никогда не бывает. И, что там ни говори, но и ему как-то верилось, — кривая злая гримаса исказила толстую корку высохшей грязи у него на лице.
Надо умыться, наконец-то, — Димон устало провёл рукой по лицу.
Однако, мрачные мысли никак не хотели оставлять его. Слишком для них были веские основания.
— "Стоило нам только появиться на берегу, как и эти твари тут же нарисовались, словно нас тут ждали. Это что, правильный расчёт? Или у нас всё это время кто-то висел на хвосте".
Ответа не было. И было веское такое подозрение, что в ближайшее время он его не получит. Не от кого.
— "А хотя бы и так, — решил наконец-то плюнуть на все творящиеся вкруг них непонятки Димон. — Пусть всё идёт как идёт. И пусть все теперь знают, как на наш Левый Берег хвост подымать".
Незаметно подошедший со спины проводник всем своим внешним видом являл собой просто изумительную, какую-то нездешнюю, сюрреалистичную картину. На фоне разбитого орудия, воронок, неубранных до сих пор тел погибших артиллеристов, суетящихся кругом покрытых мокрой грязью егерей, стреляных гильз и разорванных на части кусков мёртвых лошадей, он в своём несуразно кипельно белом разглаженном чистом плаще гляделся тут совершенно дико.
Откуда тот сейчас взял его для Димона было совершенно непонятно. Зачем? Для чего? В новенькой немецкой офицерской фуражке, времён второй мировой войны, которую, видимо, тот и приберегал как раз на подобный случай покрасоваться, весь какой-то чистенький и нарядный, проводник выглядел здесь режущим глаз диким диссонансом, натуральным чучелом.
— Это что ещё за чучело? — хрипло прокаркал, откашлявшись Димон, медленно подымая усталый, непонимающий взгляд на странного хлыща.
— Это не чучело, это представитель властей, — веско проговорил проводник, недовольно наморщив нос. — Вы, Дмитрий Александрович, никак не желаете понять высокой политики.
— Зачем вы стреляли? Что это вы тут устроили. Что это ещё за пресловутая артиллерийская засада. Зачем? Что вы себе позволяете? Можно ведь было миром договориться. Полюбовно! Отстегнули бы положенный процент с добычи, небольшой, они бы и убрались. Простое ведь дело. Все так делают. И никто бы тогда не погиб. Вы же… Вы же…
— И впредь, — вдруг сорвавшись, раздражённо рявкнул он, на молча, изумлённо глядящего на него широко распахнутыми глазами Димона. — Извольте, сударь, выбирать выражения. Перед вами не чучело, а представитель центральных территориальных властей, секретарь особого отдела Центрального Территориального Совета, а не хлыщ какой-то и не что-либо ещё. Впредь, извольте уважать! И в моём присутствии, не выражаться!
И никого не надо больше топить. Никаких пулемётов! Ни в коем случае. Вы что? Тот кто там выплывет, — со значимым, важным видом кивнул он на головы каких-то плывущих к берегу людей, — являются важными пленными. И по соглашению между властями Левобережья, в лице Территориального Совета, в данном случае, моём, и Свободным Объединением Трофейщиков, мы должны обмениваться пленными. По принципу: все на всех. И никаких персональных расправ.
Сердито отвернувшись и приставив ладонь ко лбу, "проводник" внимательно смотрел за снующими по реке двумя большими камышовыми лодками. До того Димон собирался на них переправить на Левобережье добычу, а теперь они как раз удачно подошли для подбора всех выживших с потопленного судна.