Туманные было ранее перспективы зримо обрастали мясом.
— Вперёд, — дал он шпоры коню, посылая вперёд. — Проверим кое-какие появившиеся у меня мысли.
— "Полагаю, наш князь не раз ещё пожалеет, что с нами связался, — проскочила быстрая злая мысль. — Надо будет лишь весточку нашему "другу" оставить, чтоб знал, сволочь, кого благодарить".
Глава 9 Большой грабёж
К этому наглому, горластому княжескому сотнику из новеньких, недавно принятых князем на службу, оттого наверное таким наглым и горластым, за прошедшую неделю на сортировочной все уже успели привыкнуть. Да и как тут не привыкнешь, если тот каждое утро начинал с разноса местного руководства и формирования очередного обоза трофеев. А к вечеру утаскивал сформированный обоз к морю.
А следующим утром, словно и не спал, снова безжалостно гнал измождённых рабов на промывку и комплектацию вывозимых ценностей.
Доставалось и охране с вольнонаёмным рабочим персоналом, которых тому даже в голову не приходило жалеть. Один только маленький штрих. Рабочий день у него начинался в шесть утра, задолго ещё до рассвета. И продолжался, пока очередные двадцать, тридцать, а то и все сорок возов с добром со складов сортировочного лагеря не убудут к побережью.
Причем, заканчиваться рабочий день мог и далеко заполночь, если рабы не справлялись с дневным уроком. Или если этому безжалостному монстру только казалось, что что-то не так.
Эти семь дней был просто какой-то ужас. Такого дотошного и въедливого приёмщика товара никто из лагерной охраны допреж не встречал. Поговаривали, что это какой-то дальний родич князей Подгорных, за какие-то свои прегрешения сосланный владетельным князем на Плато и оттого ныне тут и зверствующий, желая делом вымолить прощение старого князя и вернуться обратно.
Иначе не было никакого объяснения тому, что он буквально под метёлку вымел всё со складов, до пустых полок опустошив хранилища и вытащив из дальних пыльных углов давно и прочно забытые находки.
А такой дотошности в проверке работоспособности и комплектности моторов и прочих агрегатов, здесь никогда ранее не встречали. Да и не их это было дело. Такими вещами занимались не здесь, а в приморском сортировочно-ремонтном лагере, где и мастера были получше, и выбор деталей был побольше, да возможностей там было поболе, поскольку к побережью стекалась вся добыча с плато. А здесь что? Два типа тракторов, первый да второй, которые только и добывали из торфа. Ну, редко когда попадались и случайно оказавшиеся тут танки в довольно приличном состоянии. Но чаще, годными лишь на переплавку.
Десятник княжеских тыловых служб обеспечения Рома Медведь, получивший свою кличку за исключительную схожесть фигурой со своим прототипом, да и характером тож, чего уж там скрывать, лениво переложил пачку накладных на отгруженный товар на другой край стола, и с облегчением вытянул на столе ноги.
Конечно, честнее будет сказать, что кличку ту он получил по совершенно другой причине, когда-то с испугу обделался в штаны при штурме замка какого-то за давностью забытого мятежного барона. Но про тот неприятный, дурно пахнущий случай все давно уже и прочно забыли. Чему и сам Рома немало поспособствовал своей активной деятельностью на ниве безжалостных тайных расправ со слишком памятливыми. А сам Рома о собственной неприятности старался лишний раз не вспоминать, озвучивая для всех иную, давно ставшую правдивой версию.
Сладостно потянувшись, расправляя мышцы ещё до конца не проснувшегося тела, Рома довольно зажмурился.
Полдень — самое сладостное время дня, когда после сытного обеда, или позднего плотного завтрака, как придётся, можно было безмятежно отдохнуть, предаваясь сладостным мечтам или не менее приятным воспоминаниям. Это уж как выпадет.
Кто-то, сейчас уж не упомнишь кто именно, сказал ему однажды, что задранные на стол ноги — яркий показатель крутости босса. Поначалу он ничего не понял из сказанного, а потом дошло. Точнее, рабы земляне старательно разъяснили, подмазываясь к нему, хозяину лагеря, чтоб сильно не зверствовал и нормы выработки не завышал.
Ну да он не злой. За такую благую весть можно было и послабление дать, ненадолго правда, чтоб не разленились и не отвыкли работать.
Десять прошедших дней, без этого сумасшедшего княжеского снабженца, буквально вынесшего мозг несчастному Роме Медведю и всем в его лагере, были воистину настоящим блаженством.
— "Боже, как хорошо и спокойно без этого бесноватого офицерика из княжеской свиты".
Закинув ноги на стол, чтоб дать хоть немного отдохнуть натруженным стопам после всего того дурдома, что развёл здесь дальний княжеский родственник, Рома с блаженным видом сцепил руки на затылке и мечтательно уставился в потолок.
— "Всё! Все обязательства перед князем полностью выполнены. Даже с походом. И теперь на следующие полгода можно обо всём спокойно забыть. И о возне в этом проклятом болоте в первую очередь".
Всё же было что-то человеческое в том дальнем княжеском родственнике. Обещал больше до весны не трогать, в благодарность за полностью до последней мелочёвки опустошенные склады, буквально наизнанку вывернувшегося десятника, и не трогает. Вот уже десятый день пшёл как нет ни его, ни его бешеных помощников, буквально затерроризировавших и Рому и всех в лагере своим безумием.
По крайней мере до дня весеннего солнцестояния, когда всё опять завертится по новой, о работе можно забыть.
— Нет, после недавнего дурдома, жизнь определённо налаживается. А ещё и начальник соседнего лагпункта приглашал посетить на днях его вотчину, когда я смогу выбрать свободное время. Обещал, будут молоденькие девочки. Из новеньких…"
Рома Медведь не сводил мечтательного взгляда с замысловатых разводов чёрной копоти на когда-то белёном потолке. Комната давно уже требовала проведения хотя бы косметического ремонта, или простой покраски потолков и стен, да за каждодневной суетой всё как-то руки не доходили.
— Ваше благородие, ваше благородие!
Чей-то настойчивый, смутно знакомый голос вырвал начальника сортировочного лагеря из грёз, безжалостно развеяв сладостную картину будущего беззаботного отдыха.
— Ну чего тебе, Боря, — обречённо, с мукой страдальца на лице, повернулся к своему личному помощнику начальник лагеря. — Сколько раз я тебя просил не беспокоить меня после обеда. Ох, когда-нибудь накажу я тебя, — пригрозил он своему помощнику, прекрасно зная, что грозит он ему лишь на словах.
Ничего-то он ему не сделает. Слишком много было меж них обоих обоюдных грешков, чтоб отпускать слишком далеко от себя своего секретаря, или серьёзно относиться к собственным подобным обещаниям. Слишком много тот о Роме знал, чего посторонним знать не следовало бы, впрочем, как и тот о нём.
Они оба много чего знали друг о друге, и жажда спокойной, сладкой жизни буквально толкала их вечно быть вместе.
Так что отношения начальник — подчинённый давно уже у обоих переродились во что-то иное, чему сразу и не подберёшь точное определение, но оттого не менее крепкое.
— К вам сотник Подгорного князя, Фёдор Валовой.
Широко распахнутые, перепуганные глаза секретаря даже позабавили в этот момент Рому. Подумаешь, какой-то сотник, пусть даже и сам Валовой, постоянный потребитель добычи из его лагеря. Если уж он самого родственника князя, пусть и дальнего, только что ублажил, то что ему какой-то рядовой сотник. Тем более что тот клятвенно обещал ему прикрыть его от каких-либо посягательство со стороны обычных рядовых снабженцев. Пусть даже и тех, что появляются из самого сборного приморского лагеря.
Свои обязательства он перед князем выполнил. С этой стороны он чист. А других его тайных грешках, по тайным связям с амазонками, никто здесь не знает.
Правда, откуда это стало известно княжескому родственничку, — поморщился десятник, — это над будет всё же озаботиться и найти. Такую утечку требуется срочно заткнуть. А то, что сегодня знает один, завтра знать будут сотни. А это уже ставит крест на всей его будущей безбедной жизни. Впрочем, как и на ней самой.