После этого можешь быть свободен. Захочешь остаться — милости просим. Нет — ну, значит нет, свободен, как фанера над городом Парижем.
— Дмитрий Александрович, — устало повернулся к нему сидящий на бревне человек. — Сколько раз вам можно говорить. Не корабел я, не корабел! Не Панас, и не дуб какой-то. Это ошибка, — раскашлялся снова старик. — Врать не буду, Пашу Ушкуйника я знаю. Так что на кого ты ссылался я сразу понял. Только вот не корабел я ни с какого боку, — устало покачал он головой. — Ошибочка вышла.
— Не у тебя, у Паши, — поморщился недовольно старик, глядя в насмешливо прищурившиеся глаза Димона.
Ехидная, насмешливая улыбка медленно сходила с лица Димона, заменяясь на откровенно раздражённую.
— Растолкуй, — медленно проговорил он. — В чём Паша ошибся?
— В том что я корабел, — тихо и обречённо бросил старик устало прикрыв глаза.
Понимаешь Дима, — тихо проговорил он. — Ты для меня столько сделал. От смерти спас, из ада вытащил. Не могу я тебя обманывать.
Тот, за кого вы меня принимаете — помер сразу же после того как мы прибыли в тот лагерь. И я взял его имя, думая что это мне поможет получше устроиться в лагере. Что, княжеская администрация даст послабление мне, в надежде использовать по назначению, как корабела. А там бы я нашёл тысячи причин чтоб время потянуть. Мне нужно было только время оттянуть, чтоб за этот срок мои товарищи могли бы вытянуть меня из лагеря. А потом, когда я понял что пути обратно с болот нет, стало уже поздно что-либо исправлять. Так я и стал для всех корабелом.
А никто ничего не заметил лишь потому, что сразу после нашего прибытия на Плато бардак в лагере стоял страшный. Да и некому было меня уличить. Померло тогда много новичков. Вот и напутали.
Да и не знаю я как строить корабли.
Повернувшись, бывший "корабел" посмотрел на Димона словно на маленького мальчика, которого надо убеждать в очевидных для взрослого вещах.
— Извините, Дмитрий Александрович что я вас невольно обманул, но это правда, — грустно проговорил он.
— Извинять я тебя не буду, — сухо отозвался Димон. — Когда тебя из лагеря вытаскивали, ты бежал впереди паровоза. Всех за руки хватал, только бы тебя там в лагере не ставили и взяли с собой. А как только реальной свободой запахло, так ты сразу по-другому запел.
Скажу прямо. В то что ты никакой не мастер лодейных дел, я совершенно не верю. Паша мне тебя чётко описал и ошибиться я не мог. А Паше я верю. В отличие от тебя.
И по описанию — похож. По характеру — более чем. Внешне — труп трупом. Характером — не подарок. Скажу откровенно — сволочь ты редкостная, Панас. Ему жизнь спасли, а он нос воротит.
Вопрос в другом. Не хочешь отомстить князьям Подгорным за то что держали тебя в рабстве — твоё дело. А вот то, что не хочешь поработать на нас, даже после всего произошедшего — пошёл тогда нах…, - Димон грязно выругался, не сдержавшись. — Насильно тащить в рай мы никого не будем. Не хочешь — не надо.
Хотя, — прищурил он глаза, задумчиво глядя на старого мастера, — может и стоило бы. Жаль только что в городе нашем рабство запрещено. Иначе, легко так ты б не соскочил.
Если ты даже в благодарность за то что мы тебя с того света вытащили не хочешь нам помочь… Ну, что ж, ты сам выбрал.
В общем, так. На том берегу лично тебе делать нечего. Не с нами, значит — без нас.
Переправа на тот берег стоить будет лично тебе пяти лет бесплатной работы на нас, — посмотрел он прямо в глаза мастера. — Это — раз. Пять лет и никаких денег. Только еда и крыша над головой. Это — последнее моё предложение. Соглашайся. Нет — остаёшься здесь и разбираешься с амазонками сам, как знаешь.
Захотят они тебя снова в рабство продать, отпустят — их дело. Как хотят, так пусть с тобой и поступают. Меня это больше не касается.
Раз ты не лодейных дел мастер — ты мне больше неинтересен. Всё, прощай.
— При чём здесь амазонки?
— Это ты спросишь у них, — неприятно улыбнулся Димон. — У них на тебя ба-а-альшие планы. Не разочаруй их, дружок.
Резко поднявшись, Димон быстро, не оглядываясь двинулся к камышовым плотам, на которые грузили последние орудия с батареи этого берега.
Внимательный, оценивающий взгляд корабела он уже не увидел, спиной однако прекрасно его почувствовав.
Димону было немного обидно, что и в этот раз у них ничего не получилось с местными мастерами, однако это была не беда. Когда-нибудь да повезёт. А нет — так и сами справятся, своими силами.
— Всё, забирайте, он ваш, — коротко бросил Димон, проходя мимо группы внимательно наблюдавших за разговором амазонок. — Нужен, используйте. Нет — можете в землю живым закопать, ваше право.
Как потом амазонки крутили руки расслабившемуся за последние дни корабелу и бросали его связанным на телегу с трофеями, он уже не узнал. Как и про то, что тот до весны вкалывал не разгибая спины на лодочных верфях Второго Пограничного Легиона, строя малые и большие боевые ушкуи для амазонок. Он оказался прекрасным лодейным мастером, с ножом у горла работая просто великолепно, и радуя тем амазонок.
Ни старых навыков, ни умений за проведённое на Торфяном Плато время мастер не растерял, прекрасно справляясь с поставленными перед ним задачами, чем заработал у них искреннюю признательность и уважение. Что, впрочем никак не отразилось на условиях его содержания. В результате чего мастер, улучив удобный момент, когда привыкшие к безропотному мастеру амазонки расслабились, весной бежал, напоследок, наверное в благодарность, пустив по верфям красного петуха.
Тайком проникнув на торговую лодью какого-то низового купца, из малоизвестного приморского города одного из устьевых княжеств Лонгары, дальше уже он без приключений добрался до юго-западного Приморья. Там его уже многие знали. Так что скрыться беглецу ото всех, кто хотел бы до него добраться, большого труда ему не составило.
С купцом же он расплатился рассказом о тайной тропке среди топей болот Торфяного Плато и картой с кроками. Память у корабела оказалась идеальная и даже спустя столько времени он сумел полностью, в деталях восстановить маршрут тайной тропы.
О том же, что к этому времени все заинтересованные лица наверняка уже её нашли, он рассказывать купцу не стал. Да тому и не надо было. Карта эта и сама по себе дорогого стоила, и при умелой продаже могла принести купцу золота много больше, чем те жалкие крохи, что заплатил бы любой пассажир на том маршруте.
Так что обе стороны расстались довольные друг другом. В отличие от всех других, с кем за прошедший год мастер имел дело.
Впрочем, что думают другие, мастера не интересовало ни коим образом…
Глава 11 На своём берегу
На речке, на речке, на том бережочке
— На речке, на речке, на том бережочке
— Мыла Марусенька белыя ножки…
(Грустная русская народная песня, частенько последние дни приходящая на ум Димону)
— "Грунт там и тут — две большие разницы".
Простая и очевидная мысль в первый же день на родном берегу, кажется теперь навсегда поселилась у Димона в голове. Да ещё эта привязавшаяся непонятно с чего песенка, из которой он знал всего лишь первые две строчки, а третью уже сам додумывал.
— "Какого рожна здесь не знают этой песенки, — каждый раз с раздражением думал он, как только навязшие буквально на зубах первые две строчки приходили на ум. — Всё знают, а эту — нет. Непорядок".
Поскользнувшись на мокром, разъезженном грунте какой-то неведомо как оказавшейся здесь дороге, идущей более менее в нужном им направлении, Димон матерно, от души выругался. Настроение было отвратительное. У переправившихся на свой берег людей словно выпустили пар, и теперь, значительно сократившийся в числе отряд напоминал больше толпу оборванцев из обоза разбитой наполеоновской армии, чем воинское подразделение.