— Ладно, — сказал Доктор: — ты получишь зеленые очки.
— Знаете, в чем беда? — сказала лошадь, когда Доктор открыл дверь, чтобы ее выпустить: — ведь всякий воображает, что может быть звериным врачом только потому, что животные не жалуются. На самом деле гораздо труднее лечить животных, чем людей. Наш батрак тоже думает, что он знает лошадей. Если бы вы его видели! Лицо, как блин, а ума, как у курицы. На прошлой неделе он вздумал поставить мне горчичник.
— Куда? — спросил Доктор.
— Поставить-то, положим, не успел, — сказала лошадь. — Только собирался. А я его лягнула и столкнула в пруд.
— Так, так! — сказал Доктор.
— Я вообще покладистая, — продолжала лошадь, — Я очень терпеливая с людьми и не доставляю им хлопот. Но нельзя же было, чтобы этот коновал лечил меня навыворот. А когда краснорожий парень стал меня передразнивать, я уж не могла стерпеть.
— Ты его очень ушибла? — спросил Доктор.
— О, нет, — сказала лошадь — я его лягнула, куда следует. Теперь коновал лечит его. А когда же мне придти за очками?
— Во вторник на будущей неделе, — сказал Доктор.
— До свидания!
Джон Дулитль раздобыл для лошади большие зеленые очки. Она перестала слепнуть на один глаз и могла опять работать, как прежде.
Скоро в окрестностях Грязеводска стали постоянно встречаться лошади в очках; зато слепых лошадей и в помине не было.
Доктор удачно лечил и других животных, которых к нему приводили. Узнав, что он может говорить на их языке, они рассказывали ему, что у них болит, я что они чувствуют и, конечно, ему было легко им помочь.
Выздоровевшие животные, возвратившись домой, рассказывали своим братьям и друзьям, что в маленьком домике с большим садом живет настоящий доктор. И всякий раз, когда кто-нибудь из животных заболевал, — не только лошади, коровы или собаки, но даже зверьки поменьше, в роде полевых мышек, барсуков, летучих мышей — все они приходили к его домику на окраине города; и в его саду всегда толпились животные, желавшие посоветоваться с ним.
Их приходило так много, что для разных пород пришлось сделать отдельные входы. Доктор прибил дощечку с надписью: «Лошади» на парадной двери, «Коровы» — на боковой и «Овцы» — на кухонной двери. У каждой породы животных был свой вход — даже у мышей была своя маленькая дырочка в погребе, и они, выстроившись в ряд, ожидали там прихода Доктора.
Так, в короткое время слава о Джоне Дулитле, Д. М., разнеслась среди живых созданий на тысячи верст. А птицы, улетавшие на зиму в теплые края, рассказали там чужеземным зверям об удивительном Докторе из Грязеводска на Болоте, который понимает звериный язык и так хорошо помогает всем больным.
И Доктор прославился среди животных со всего света больше, чем славился когда-либо в своей стране среди людей, и был очень счастлив и доволен.
Однажды после обеда, когда Доктор записывал что-то в свою книжку, попугай Полинезия по обыкновению сел на окно и стал смотреть на осыпающиеся листья в саду. Вдруг он громко рассмеялся.
— В чем делю, Полиневия? — спросил Доктор, поднимая глава от книги.
— Я думаю, — сказал Полинезия, продолжая смотреть на листья.
— О чем?
— Я думаю о людях, — ответил Полинезия. — Не люблю я их. Уж очень много они о себе воображают. Мир существует тысячелетия, верно? А из звериного языка люди научились понимать только одно: когда собака виляет хвостом, это значит — «радуюсь». Смешно, Не правда ли? Вы — первый человек, разговаривающий по-нашему. Как меня раздражают иные люди, — задирает нос, толкуют про «немых животных»! Немых! Тьфу! Я знал одного попугая, который мог сказать «Здравствуйте!» на семь разных ладов, ни разу не открывая рта. Он говорил на разных языках, даже по-гречески. Его купил старый учитель с седой бородой. Но попутай у наго не остался. Он находил, что старик плохо говорит по-гречески, и не мог слышать, как он неправильно преподает этот язык. Интересно было бы знать, куда он делся. Этот попугай знал географию лучше всякого человека. Подумаешь — человек! Я уверен, что если бы люди научились летать, ну хоть, как самый простой воробей, то разговорам конца бы не было!
— Ты — умная старая птица, — сказал Доктор. — А вправду сколько тебе лет? Я слышал, что попугаи я слоны живут очень, очень долго.
— Не могу в точности сказать, — ответил Полинезия. — Не то сто восемьдесят три, не то сто восемьдесят два. Но я помню, когда я в первый раз прилетел сюда из Африки, — это было при Царе Горохе.
Глава третья. Опять денежные затруднения
Доктор опять стал хорошо зарабатывать. Его сестра Сара купила себе новое платье и была очень довольна.
Из животных, приходивших лечиться, некоторые были настолько больны, что Доктор оставлял их у себя на неделю. А когда они начинали поправляться, то сидели в креслах на лужайке. Даже, когда они уже совсем выздоравливали, то не торопились уходить — они любили Доктора и его домик. А у него не хватало духу отказать, если кто-нибудь хотел остаться у него навсегда. Так у него набиралось все больше и больше квартирантов.
Однажды вечером, когда он сидел на заборе и курил трубку, во двор вошел итальянец-шарманщик с обезьянкой на поводу. Доктор сразу увидел, что у обезьянки слишком тугой ошейник, и что она грязная и жалкая. Он взял обезьянку у шарманщика, дал ему шиллинг и велел уходить. Шарманщик страшно рассердился и стал требовать свою обезьянку обратно; но Доктор пригрозил поколотить его, если он не уйдет. Джон Дулитль был силач, несмотря на свой небольшой рост. Итальянец ушел, отчаянно ругаясь, а обезьянка осталась жить у Доктора. Другие животные в доме прозвали ее Чи-Чи, что на обезьяньем языке значит «пряник».
В другой раз в Грязеводок приехал цирк. Ночью оттуда обежал крокодил, у которого болели зубы, и пришел к Доктору в сад. Доктор поговорки с ним на крокодильем языке, привел к себе домой и вылечил ему зуб. Когда крокодил увидал, какой это хороший домик, в котором для всякой звериной породы есть свое место, он решил остаться у Доктора. Он попросился ночевать в саду, в пруде, и сказал, что не будет трогать рыб. Когда за ним пришли цирковые сторожа, то он так рассвирепел и так буйствовал, что они в испуге убежали. Но с обитателями домика он был всегда ласков, как котенок.
Теперь из-за крокодила старушки стали бояться присылать к Доктору своих собачек. А фермеры не верили, что он не слопает больных ягнят и телят, если их привести к Доктору.
Доктор пошел к крокодилу и попросил его вернуться в цирк. Но крокодил плакал такими горькими слезами и так умолял вставить его, что у Доктора не хватило духу его прогнать.
Тогда к Доктору пришла его сестра и сказала:
— Джон, ты должен отослать эту тварь. Фермеры и старушки боятся посылать к тебе своих животных, — а у нас дела только-только стали поправляться. Ведь мы окончательно разоримся. Это наша последняя надежда. Я больше не буду у тебя хозяйничать, если ты не прогонишь этого аллигатора.
— Это не аллигатор, а крокодил, — сказал Доктор.
— Мне все равно, как он там называется, — сказала сестра. — Не очень-то приятно найти эту гадость под кроватью! Не хочу, чтоб он жил здесь в доме!
— Но ои обещал не кусаться, — ответил Доктор, — ему во нравится цирк, а у меня нет денег, чтоб отослать его на его родину, в Африку. Он в чужие дела не суется и в общем ведет себя прилично. Ну, чего тебе суетиться!
— А я говорю, что не потерплю его дольше, — воскликнула Сара, — он грызет линолеум. Вели ты его не выгонишь сию же минуту, то я — я уйду и выйду замуж!
— Прекрасно! — сказал Доктор, — Ступай, выходи замуж. Что делать!
Он достал с вешалки свою шляпу и отправился в сад.
Сара Дулитль упаковала свои вещи и уехала, a Доктор остался один со своим звериным семейством.
Скоро он совсем обнищал: столько ртов надо было кормить и за домом смотреть, а некому было штопать, и денег неоткуда было взять, чтобы заплатить мяснику. Положение было трудное. Но Доктор не унывал.
— Деньги — ужасное наказание! — говорил оп. — Лучше бы их никогда не было! К чему они, когда мы и без них счастливы?