— А я понимаю! — Петр Васильевич.
— Конечно! — инспектор оборотился на управляющего. — Еще бы вам не понимать! И в сливочной лавке отлично понимают!
Лидия Захаровна, явно призывая инспектора заткнуться, замахала на него руками:
— Хватит! Хватит! Хватит!
— Да отчего же? — возразил инспектор.
Он хотел добавить что-то еще, но Петр Васильевич его опередил:
— Не трудитесь: ваши разоблачения уже ни к чему. И я, и все мы уже поняли, что это Лидия Захаровна подбила вас учинить проверку в нашей лавке и у меня на ферме. В надежде, очевидно, что хотя бы так сможет потеснить нас, как конкурентов.
Вдова сжала кулаки и прошептала:
— Боже мой!
Но Петр Васильевич только улыбнулся ей:
— Да не переживайте вы так, Лидия Захаровна! Теперь-то уже зачем? Когда нашлись объяснения, а ваши обстоятельства оказались… гм… оказались… ну…
Кашлянул околоточный:
— Это всё, что вы хотели сказать?
Инспектор, к которому и были обращены слова околоточного, поспешно заговорил:
— Нет, нет, еще не всё! Я должен многое еще рассказать! Выслушайте меня! Я еще не закончил!
Околоточный посмотрел на инспектора с некоторым сомнением, но, пожав плечами, разрешил:
— Говорите!
Инспектор тут же воодушевился:
— Знаю: меня невзлюбили. Но кто? Давайте будем честными — перед самими сбою хотя бы: меня невзлюбили нечистые на руку торговцы, которых я, честно исполняя возложенные на меня обязанности, щучил и щучил, заставляя снимать с продажи негодные к употреблению продукты!
— Возложенные на вас обязанности! — воскликнула вдова. — А кем, позвольте спросить?
Инспектор замялся:
— Ну… как это — кем? Городским положением.
— Каким еще городским положением?
— О санитарном надзоре.
— Но кто конкретно вас уполномочил?
Инспектор вскинул голову и посмотрел вдове прямо в глаза:
— Вы правы: никто. Я сам на себя возложил обязанности.
— Вот видите!
— Но я уже говорил: в моем положении я не мог не воспользоваться открывшимися возможностями! Вот у вас — положение. Но и у меня тоже! И заметьте при этом: в отличие от вас, я не поставил свои обстоятельства выше нужд потребителей!
Лидия Захаровна пришла в замешательство. Ее лицо вновь из красного превратилось в багровое.
— Ладно, ладно, — заговорил тогда Петр Васильевич, — всё это мы уже поняли. Мы поняли, что вы — террорист совестливый. Но сюда-то вы зачем вломились? Вы же в сговор с Лидией Захаровной вошли!
Инспектор развел руками:
— Всё просто. В сговор-то мы вошли — это правда. Но сердце мое обливалось при мысли о том, какою дрянью Лидия Захаровна посетителей своего подвала потчует. Какую мерзость продает им под видом вина. Спустить это запросто я не мог. Но и конфискацию устроить — тоже. Понимаете, одно дело — по мелочи из лавок. Совсем другое — такое количество бочек. Куда бы я их дел? Да и как их вывезти? Наконец, я хотел получить ясные доказательства фальсификату. Вот у меня и родился план!
— Вылить мое вино! — возмущенно воскликнула Лидия Захаровна.
— Да, — подтвердил инспектор. — И это тоже.
Дыхание Лидии Захаровны участилось. Взглядом она обвела всех находившихся на ферме:
— Господа! Господа! Да что же это делается? Какой негодяй!
Петр Васильевич шагнул к ней и взял за руку:
— Ну-ну-ну…
Лидия Захаровна вырвала руку:
— Что — «ну»? Что — «ну»?! Вы же видите… разбито, разлито… пропало… всё пропало! И ему ничего за это не будет!
И тут инспектор всех по-настоящему поразил:
— Я, — сказал он вдруг изменившимся голосом, — не стал бы сюда лезть, если бы знал, какие у вас проблемы. Я же не зверь какой…
Он посмотрел на Катю и добавил после паузы:
— У самого дети!
Тяготы защиты животных
— Ребенка? Здесь убили ребенка?!
Все, как по команде, обернулись на прозвучавший от ворот и буквально напитанный ужасом голос.
— Варвара Михайловна!
— А вы что здесь делаете? — совсем не ласково осведомился околоточный, направив свет своего ручного фонаря прямо в лицо невесть откуда появившейся активистки из уже упоминавшегося нами кружка.
— Я… я…
— Мимо проходили?
Околоточный говорил грубо, но его можно было понять: эта активистка с ее безумным кружком немало выпила его крови. Не проходило и недели без рапорта, а то и задержаний: уж как он бился, чтобы на его докладные записки обратили внимание и приняли серьезные меры к бесноватой — именно так околоточный характеризовал Варвару Михайловну, — но всё оказывалось напрасным. Словно какие-то могущественные силы покровительствовали безумице и ее сподвижницам, оставляя их без сколько-нибудь серьезных наказаний. А это значило, что околоток — в целом, вполне спокойный и благонадежный — никак не мог избавиться от чуть ли не единственной обосновавшейся в нем заразы!