Пораженный этим событием, Николка наконец решился нарушить нирванозное состояние врача: откуда, мол, это берется?
Врач, встряхнувшись, отвечал с тем обычным удовольствием, с которым он всегда поучал своего спутника:
— Каждая бактерия, — говорил он, — через каждые двадцать-тридцать минут делится пополам — таков их способ размножения. Вновь образовавшиеся бактерии тоже через этот срок подвергаются такому же делению и т. д., и т. д… Так что, если здесь было, когда мы сюда прибыли, 100 бактерий, то уже через 20 минут их будет 200, еще через 20 минут — 400, через час — 800, через 2 часа — уже 51 200, через три — около 500 000, через 6 часов — больше 200 000 000.
— Что вы говорите?! — в ужасе вскричал Николка. — Давайте скорее удирать отсюда, а то мы не заметим, как они нас слопают!.. А Сванидзе? Что будет с несчастным Сванидзе?..
— Мой друг, — продолжал спокойно врач, — я забыл сказать, что такое размножение возможно только при исключительно благоприятных условиях… В жизни эти условия выпадают редко. Вот вы сейчас увидите, — он указал на световой луч, перешедший на стакан, — как будут гибнуть бактерии от солнца.
Действительно, как только солнечный луч, который представлялся приятелям в виде широкого потока волнообразно колеблющихся жидких материальных частиц — частиц даже для их зрения чрезвычайно мелких, — как только луч коснулся места, наиболее богатого бактериями, оживленная деятельность их вдруг замерла. Бактерии стали утрачивать свою подвижность, затем потеряли очертания, расплылись, как бы растаяли от жгучего потока, и изо всего огромного количества их осталась какая-нибудь пара другая, изморенная и обессиленная.
— Вот это я понимаю! — чуть не сорвавшись с мушиной лапки, воскликнул восхищенный Николка. — Ай да солнце, солнце красное!
— Да, товарищ Даниленко, — снова входя в роль лектора, заговорил врач. — Солнце — наш лучший союзник в борьбе с невидимыми врагами. Не будь его, человечество давно бы погибло… Теперь вам не будет странным, если я скажу, что в пасмурную погоду гораздо обширней распространяются всевозможные болезни, чем в ясную, солнечную. И не странно, что солнце считается лучшим лекарством от многих болезней… Но, имейте в виду, у бактерий существуют и другие истребители, кроме солнца. Так, бактерии не переносят сухого воздуха. Последнее станет ясным, если я скажу, что для их питания необходима вода. Они могут принимать пищу только в жидком виде и при недостатке влаги рано или поздно погибают. Однако даже при отсутствии этих двух истребительных факторов, размножение бактерий через некоторое время прекращается само собой. Тут играет роль наличие пищи. На этом же самом стакане ее имеется ограниченное количество, и если бы наших бактерий не погубил солнечный луч, они стали бы гибнуть через некоторое время от недостатка пищи…
Между тем, мухе, — хотя сомнительно в высшей степени, чтобы она слышала поучение врача, — мухе стало скучно… Она почесала задними лапками спинку, потянулась, зевнула и переползла за край стакана, чтобы напиться тепловатого чаю. Почти погрузив в него передние лапки, на одной из которых сидели врач и Николка, она с не покидавшим ее аппетитом заработала хоботком. Приятели тоже ощущали жажду и, поборов чувство брезгливости, рискнули разделить с мухой сванидзевский чай. Для этого им пришлось только наклониться и пустить в ход пригоршни: чай для них был густой, как кисель.
Но в этом миру всякое благополучие — весьма недолговременно, и благополучие приятелей опять нарушилось новой несчастной случайностью…
Холерный вибрион, про которого они забыли и который все-таки существовал, имея местопребывание недалеко от них, вдруг сорвался и шлепнулся в чай… Впрочем, он далеко не уплыл: густая жидкость связала его движения, и он бессильно бултыхался на поверхности.
Понятно, приятели обеспокоились таким положением вещей: Сванидзе мог вспомнить каждую минуту о своем завтраке и, тем более, об остывшем стакане чая… Врач предложил: не медля ни одной секунды покинуть муху и убить вибриона. Так они и сделали. Прыгнули вниз, сначала погрузились в чай, потом выскочили, как пробки, и устремились на вибриона. Тот, удивленный внезапным появлением соседей, равных ему по росту, вздумал было обратиться в бегство; но из этого ничего не вышло, он только метался из стороны в сторону и, правда, больно хлестался хвостом, защищаясь от нападения.
Врач и Николка, благодаря своим четырем конечностям, двигались в несколько раз проворней его. Вибрион барахтался, отчаянно отбиваясь, но в конце концов распростился с жизнью.