? Да потому, что съемочная группа имела свободное время только в этот день. В пять часов вечера мы поехали на квартиру к любителю юмора. Дверь нам открыл мужичонка в тренировочных штанах и несвежей рубашке. Он и оказался героем нашего сюжета, Николаем Ивановичем. По сценарию мы берем новогоднее интервью у доморощенного юмориста за празднично накрытым столом, а в конце беседы он лихо выпивает стопку водки, закусывает хрустким огурцом и рассказывает нам пару-тройку соленых анекдотов. Накрытого стола не было, а на предложение выпить Николай Иванович холодно ответил: "Не употребляю". Делать нечего. Включили камеру, установили микрофоны, и мы со сладкими улыбками приступили к интервью. "Когда вам пришла в голову идея собирать анекдоты?" – спросила Юля. "Три года назад я завел специальную тетрадочку, куда стал записывать все услышанные мной смешные ситуации. Сейчас я вам ее покажу", – сказал обстоятельный Николай Иванович и достал из портфеля потрепанную толстую тетрадь. "Все в ней поделено на несколько частей. Вот, например, раздел политических анекдотов, а вот семейные анекдоты. Эта страничка посвящена бытовой теме, а в этой части смешные истории про животных", – так рассказывал мужичок, любовно перебирая страницы тетради. Затем он принялся бубнящим голосом читать отрывки из своего сборника. Представь себе, мой воображаемый читатель, эту диковинную сцену – чтение анекдотов человеком, который не только не умеет их артистически рассказывать, но и начисто лишен чувства юмора. Этот нудный олух мучился сам и мучил нас. Оператор наклонился к моему уху и шепнул: "Может, ему все-таки принять сто грамм?" Лучась самой сердечной улыбкой, я обратилась к нашему герою: "Николай Иванович, я все понимаю. Первый раз трудно давать интервью перед камерой. Поймите меня правильно, я не хочу вас обидеть, но, может быть, вы выпьете немного, расслабитесь, и дело пойдет легче". Николай Иванович посопел носом и сдался. Его жена сбегала к соседям за медицинским спиртом.
Хлебнув рюмочку горячительного, собиратель анекдотов зарделся, как девушка перед первым балом, но делу это не помогло. В полной тишине он отбарабанил еще несколько страниц, затем обвел присутствующих скорбным взглядом и суровым голосом подытожил: "Смешно". Сюжет провалился. С горя мы допили спирт и покинули этот негостеприимный дом.
Но в машине все приободрились, спирт сделал жизнь сносной, и нам захотелось еще.
Оператор и режиссер напросились к нам в гости в общежитие на бутылочку вишневого ликера, густого, как хорошие сливки. Поначалу все шло хорошо, гости перестреливались остротами и теплели прямо на Глазах, но, когда ликер "отполировали" шампанским, ситуация приобрела угрожающий характер. Режиссер утратил свою речистость, повалился на кровать и захрапел. Оператор Же, напротив, обрел дар речи и ударился в длинные цветистые монологи о несовершенстве мира и человека. Казалось, еще один стакан шампанского, и он потечет через край. Время шло, часовая стрелка приблизилась к одиннадцати, надо было что-то делать. Нас не радовала перспектива новогодней ночи с двумя пьяными мужиками на руках. Из чувства долга перед их семьями, которые наверняка уже метались в тревоге и тоске, мы активно взялись будить режиссера. Я распахнула окно, чтобы свежий воздух протрезвил двух деятелей телевидения, затем безжалостно избила безжизненное тело, вытянувшееся на кровати. Тело зашевелилось, замычало и вздумало брыкаться. Это был хороший знак, значит, не все еще потеряно. После энергичной пощечины режиссер открыл мутные глаза и поднялся с кровати. Он задумчиво раскачивался, пытаясь найти точку опоры, и, не найдя ее, сел на пол, похожий на куль с мукой.
В двадцать минут двенадцатого наши действия увенчались успехом. Первым уполз режиссер, бросив нам напоследок неопределенное "э-э-эх, вы!". За ним последовал оператор, пытавшийся сохранить физическое и душевное равновесие. Борьба за очищение комнаты выветрила из меня остатки хмеля. Грустная и трезвая, я смотрела в окно и думала о том, что нам совершенно негде да и не с чем встречать Новый год – выпивка закончилась, из еды в холодильнике есть только кусок сыра и десяток яиц. Нас ждал в гости Саша в уютной квартире, которую он недавно снял в хорошем чистом районе. Я представила, как он сидит сейчас перед накрытым столом и с нетерпением смотрит на часы, ожидая звонка в дверь, и меня взяла тоска. Нет, я не в состоянии сегодня видеть его, ощущать на себе покорный кроличий взгляд, ждущий от меня подарка, который я не могу и не хочу дарить. Лучше остаться в ДАСе и слоняться по комнатам, везде чувствуя себя непрошеным гостем.
В этот момент тягостных раздумий в комнату без стука вошел наш однокурсник Толик с самым разнесчастным видом. "Девчонки, мне совершенно некуда идти, можно я с вами останусь?" – сказал он, вторя нашим мыслям. Он был похож на одинокого волка, который вдруг решил прибиться к стае. "У меня и шампанское есть", – добавил Толик в качестве аргумента. Это решило дело в его пользу. "Едем на Красную площадь", – вдруг сказала Юля, и мы кинулись натягивать на себя свитера, шарфы и шапки.
На часах было полдвенадцатого, когда мы выбежали из ДАСа. От первого обжигающего глотка пряного морозного воздуха у меня закружилась голова. В воздухе танцевала серебристая пыль, дома ради парадного случая натянули капюшоны из снежного меха, и я наконец-то почувствовала близость праздника. Каким-то чудом нам удалось поймать такси, и с первым ударом курантов мы ворвались на Красную площадь, заполненную народом. Было светло как днем. Над толпой взлетали пробки от шампанского, как маленькие артиллерийские снаряды, пена из бутылок лилась на булыжник мостовой. Мы пили из пластмассовых стаканчиков, чокаясь и целуясь с множеством незнакомых людей. При температуре двадцать пять градусов ниже нуля шампанское приобрело отличные вкусовые качества. К нам пристроились двое итальянцев, Юля, немного знающая испанский, болтала с ними на тарабарской смеси из трех языков – итальянского, испанского и русского.
Выпивка раздразнила аппетит, а закусить было нечем. Но тут Юля вспомнила, что ее приглашала в гости подруга, живущая в одном из арбатских переулков. В два часа ночи мы ввалились в старый двухэтажный дом, где нас встретила невозможно пьяная хозяйка дома по имени Наталья. Мы съели и выпили все, что имелось в доме, Толик взялся блевать, и мы ушли, оставив его в качестве новогоднего подарка. В пять утра мы добрались до общежития, замерзшие до слез после получасового ожидания такси. Разбитые бутылки, винные лужицы на полу с плавающими разбухшими окурками, конфетти и серпантин на лестницах, гремящая музыка – все признаки успешного празднования. В коридоре Юля увидела большой круглый стол, одинокий и совершенно ничейный. "Будем брать", – первое приобретение в новом году. Похмельным утром Юля позвонила Наталье и выяснила, что Толик заблевал всю квартиру, потом трахнул хозяйку и теперь спит блаженным сном. Хоть для него этот праздник оказался удачным. 7января. Даже самая возвышенная любовь устает, не получая награды за свою преданность. Сегодня встретилась с Сашей и была потрясена его холодной яростью.
Он ждал меня всю новогоднюю ночь, в его доме отключили свет, и Саша при свечах в одиночестве глушил водку до пяти часов Утра. Я почувствовала, что теряю его, и подивилась собственной боли. Я так привыкла к его согревающей и оберегающей любви, что страх остаться одной толкнул меня на решительные действия. Есть только одно средство утихомирить гнев мужчины – отдать ему свое тело. В конце концов, это такая малость. Во время любовной операции я осталась холодна, как Северный полюс. Он нависал надо мной, большой и жаркий, а мне хотелось взять платок и вытереть пот с его лба. Довольно неудачная попытка реализовать свои любовные грезы. Обладание оказалось настолько же тягостным, насколько приятным было зрелище желания.