— Назад! — приказал он мне. — Назад!
Решив, что мне поручена защита, я отступил. В эту минуту мяч, сильно пущенный противником, попал в Пола. Я хотел поймать его и бросить обратно, но Пол закричал:
— Не смей прикасаться к мячу, маленький негодяй! Я запрещаю!
Мяч принадлежал ему, и, по моим представлениям о справедливости и несправедливости, он был вправе запретить мне его трогать. Но, по-моему, это можно было сделать вежливее, и я повернулся, чтобы уйти.
— Ты куда? — крикнул Пол.
— Ухожу, — ответил я.
— Куда это?
— Куда хочу.
— Как это куда хочешь?
— Ну, конечно, раз я не играю вместе с вами, я могу идти куда угодно. Мне показалось, что вы пригласили меня партнером. По-видимому, я ошибся. Всего доброго.
— Пойди и принеси мне мяч! — приказал Пол, указывая пальцем на мяч, откатившийся в глубину двора.
— Идите и найдите его сами, — ответил я. — Я вам не лакей.
— Ну нет, ты у меня будешь слушаться! — воскликнул Пол.
Я обернулся и пристально посмотрел ему прямо в глаза. Пол, несомненно, рассчитывал, что я испугаюсь и убегу, и был слегка обескуражен моим поведением. Он заколебался, а его товарищи рассмеялись; кровь бросилась ему в лицо, и он подошел ко мне вплотную.
— Сейчас же ступай и принеси мне этот мяч! — повторил он.
— А если я не пойду, что тогда?
— А тогда я буду бить тебя, пока ты не пойдешь.
— Мой отец всегда говорил, — спокойно ответил я, — что тот, кто бьет слабого — трус. Стало быть вы трус, мистер Уингфилд.
При этих моих словах Пол окончательно вышел из себя и изо всех сил ударил меня в лицо. Удар был так силен, что я едва удержался на ногах. Я схватился за нож, но в эту минуту голос моей матери прокричал мне на ухо: «Убийца!», заставив вынуть руку из кармана. Понимая, что мне не одолеть такого рослого противника, я мог лишь повторить:
— Вы трус, господин Уингфилд!
Пол снова хотел броситься на меня и нанести удар еще сильнее первого, но двое товарищей — Хансер и Дорсет — удержали его. Я ушел.
Как читатель может судить по моему рассказу, я рос несколько необычным ребенком. Детство мое протекало в среде взрослых, и в результате мой характер был, если можно так выразиться, вдвое старше моего возраста. Пол, думая, что ударил ребенка, сам не подозревая, напал на молодого мужчину. Получив удар, я вспомнил рассказы отца и Тома о подобных случаях, когда оскорбленный требовал удовлетворения с оружием в руках. Отец мой часто говаривал, что таково дело чести, и если не отомстить за нанесенное оскорбление, то следует считать себя обесчещенным. Поскольку ни он, ни Том никогда не делали разницы между взрослым мужчиной и ребенком, не относили рождение чувства чести к какому-то определенному возрасту, то я и думал, что тоже буду обесчещен, если не потребую удовлетворения у Пола.
Я медленно поднялся в свою комнату. Уезжая из Вильямс-Хауза, я не забыл положить на дно чемодана пистолеты, полагая, что буду продолжать учиться стрельбе. Я вытащил чемодан из-под кровати, достал их, переложил в куртку, а порох и пули рассовал по карманам и направился в комнату Роберта Пиля. Он читал, но, услышав звук отворяемой двери, поднял глаза от книги.
— Великий Боже! Джон, мальчик мой, что с вами? Вы весь в крови!
— Пол Уингфилд ударил меня в лицо. Вы сказали, что, если кто-нибудь будет искать ссоры со мной, я смогу обратиться к вам.
— Хорошо, — сказал Роберт, вставая, — будь спокоен, Джон, сейчас я с ним поговорю.
— То есть почему вы?
— Ведь ты пришел попросить меня расквитаться за тебя?
— О нет, отнюдь, я хочу, чтобы вы помогли сделать это мне самому, — сказал я, положив пистолеты на стол.
Пиль с удивлением посмотрел на меня.
— Сколько же тебе лет?
— Скоро тринадцать.
— Чьи это пистолеты?
— Мои.
— Давно они у тебя?
— С двух лет.
— Кто тебя научил стрелять?
— Мой отец.
— Для чего? Для каких случаев?
— Для таких, как этот.
— А ты сумеешь попасть во флюгер? — спросил Роберт, открывая окно и показывая мне на флюгер в виде головы дракона, со скрипом вращавшийся на расстоянии двадцати пяти шагов.
— Думаю, что да, — ответил я.
— Посмотрим.
Я зарядил один из пистолетов, внимательно прицелился — пуля попала в голову дракона около глаза.
— Браво! — вскричал Пиль. — Его рука не дрогнула! В этом маленьком сердце живет мужество!
С этими словами он взял мои пистолеты, положил их в ящик своего комода и запер его на ключ.