Оборотень — одна из центральных фигур древнейших суеверий. Вместе с вампирами, ведьмами, русалками, призраками и колдунами они существуют уже тысячи лет, наводя ужас на взрослых и детей в больших городах и глухих местностях.
А. С. Кузовкин. Н. Н. Непомнящий.
Катя ступила на порог и остановилась. В темных сенях стояла крышка гроба, обитая белой тканью, с черным жирным крестом по всей длине.
— Что встала?
Муж слегка толкнул сзади.
— Ого!.. — протянул он, — неужели бабуля преставилась.
Дверь со скрипом открылась, на пороге стояла мать.
— Приехали… — облегченно вздохнула она. — Как надумали-то?
— Да вот сон видела.
Саша указал на жену.
— Сон? — мать скосила на сноху глаза, и тут же, — Да, что мы стоим, пойдемте в избу.
Катя не любила этот дом и старалась бывать здесь редко. Ее пугала старуха. Бывало только приедет, а старая уже тенью стоит подле нее, да так и буравит своим холодным взглядом. А то отойдет, постоит немного, и, оглянувшись через плечо, поманит узловатым пальцем, за собой. Но, Катя делала вид, что не замечает, боясь остаться с ней наедине.
И вот, лежит она теперь мертвая, а на душе у Кати неспокойна
— Ну ты, мать, даешь! — Саша прошел к гробу. — Зачем ты ее в белый гроб положила?
— Да сынок, девяносто шесть годков ей, без деда почитай сорок. Вот по вере нашей она и стала Христовой невестой. — Мать протянула плаксиво — тоненьким голоском, что неприятно резануло слух
— Тьфу ты, городишь черт знаешь что! — выругался сын.
— Давай-ка лучше бабку помянем, — он подмигнул матери. — Есть что-нибудь?
— Есть сынок, как не быть, — она заторопилась на кухню.
— Ну, а ты, что пнем стоишь? Иди, помоги матери.
— Саша, мне жутко, — почти с мольбой посмотрела на мужа. — Я боюсь ее. — И указала на гроб.
— Что, того? — муж крутанул пальцем у виска и вышел из комнаты.
Катя осталась одна. «Потрогать бы ноги, — мелькнуло в голове. — Нет, не смогу».
Дрожь пробежала по телу, она вспомнила, как во сне бабка протянула к ней сухие костлявые руки и запавшими губами прошептала: «Подойди ко мне!».
Целый день, словно под гипнозом ходила Катя, чувствуя, что какая-то сила влечет ее в дом свекрови. И только к вечеру решилась, уговорила мужа поехать.
Но что это?! Кровь от ужаса застыла в жилах. Простыня на старухе шевельнулась, и щелочка запавшего рта искривилась в оскале. Катя выскочила из комнаты.
— Чего это ты? — Мать перестала нарезать сало и удивленно смотрела на сноху.
Та стояла бледная и силилась что-то сказать.
— Она… — наконец выдавила Катя, но тут же замолчала.
— Да покойников боится, — наливая водки в стакан, вставил муж, — живых надо бояться, — крякнул и выпил залпом.
— Ладно, успокойся, — мать похлопала сноху по спине и слегка подтолкнула к столу. — Давай садись, ужинать будем.
— Спасибо, не хочу, — сказала Катя, чувствуя, как к горлу подкатывалась тошнота.
— Ничего. Вот выпей немного, успокоишься.
Катя дрожащими руками держала стакан и проклинала себя за то, что приехала.
Вечер за окном все больше сгущал сумерки. В небе зажглись первые звезды. Близилась полночь.
Муж уже спал, крепкий храп доносился из дальней комнаты. Катя же отрешенно сидела рядом со свекровью и слушала нескончаемый рассказ о ведьмах, вурдалаках и прочей нечисти.
— Ну, пора! — свекровь неожиданно оборвала рассказ. — Пошли свечи ставить!
В полумраке комнаты покойница выглядела ужасно: провалы глазниц черными дырами виднелись на восковом лице, щеки ввалились и резко обозначили нос, как клюв хищника. И этот страшный портрет смерти заключал жуткий, леденящий душу оскал. Катя встала у порога, дальше она не решалась идти.
— Подержи свечи, — свекровь повернулась к снохе, но та лишь мотнула головой и осталась на месте.
Выругавшись в сердцах, свекровь зажгла их и стала устанавливать в гробу.
— Зачем в гробу? — неуверенно сказала Катя.
На нее из-под бровей глянул такой свирепый, уничижающий взгляд, что она тут же пожалела о сказанном.
Вернувшись в кухню, свекровь принялась опять за прерванный рассказ. Но вскоре по надобности засобиралась на двор.
Катя осталась одна. Нервы на пределе, слух обострен, и выжидающая поза, как перед броском.
Да, она была готова в любую минуту, при малейшем шорохе, стрелой вылететь за дверь.
Но тишина стояла глухая, даже храп мужа оборвался.
Вдруг, ноздри щекотнул запах паленого. Катя обернулась к комнате. Верхняя часть гроба и голова старухи горели. Не помня себя, позабыв о страхе, Катя кинулась к гробу и, сходу, вырвала голову покойницы из огня. От резкого движения нижняя челюсть отвалилась, и тяжелый выдох с протяжным — ох! — вырвался из груди. Катя в это мгновение сделала непроизвольный вдох, и смердящее зловоние гнилью вошло в нее.
В диком ужасе она бросила голову покойницы и как безумная выскочила из дома.
— Гей, гей, гей…. — зазывал голос с холма.
— Гей, гей, гей! — эхом проносилось по верхушкам деревьев и терялось где-то в низине.
Луна огромная круглая, как блин, висела над холмом и серебристым отблеском ложилась на гладкую вершину.
На фоне темного неба освещенный холм напоминал арену, где корчась и извиваясь от приступа яростного смеха приплясывала старуха. Глубокий провал глазниц, беззубая впадина рта и этот дикий оскал смерти.
— Вот она, вот! — старуха трясла книгой. — Возьми ее! — и вновь страшный хохот пронесся над деревьями и утонул в низине…
Катя проснулась, все тело было покрыто холодной испариной. Вот уже какую ночь старуха преследовала ее во сне, доводила до отчаяния.
Всего три месяца прошло с того дня, а сколько перемен. Муж, обвинив во всех смертных грехах, хлопнув дверью ушел. И этот стук, как бич, полоснул по сердцу, оставив глубокую рану. Все обернулось против нее: неприятности на работе, дурная, полная злословия молва и изнуряющие тело и душу сны.
Катя догадывалась — все идет оттуда.
«Но почему? Почему?!» — мучилась она.
Дальше так не могло продолжаться, силы ее были на исходе.
Маленькая прядка волос, шипя и скручиваясь, быстро таяла; женщина склонившись что-то тихо шептала.
Вот язычок пламени последний раз лизнул по блюдцу и, оставив крохотный комочек, погас. Женщина выпрямилась и, не глядя на Катю, сказала.
— Я не могу тебе помочь, — и немного подумав, добавила. — Да и навряд ли кто сможет.
Катя побледнела.
— Послушай меня девонька — покойница была ведьма. Перед смертью они стараются отдать кому-нибудь свою силу, иначе не будет покоя на том свете. Из твоего рассказа я поняла, что при жизни она не смогла это сделать и, лишь в гробу… Что с тобой?
Женщина кинулась к гостье, та медленно оседала на пол.
Несколько глотков воды привели Катю в чувство. Когда ей стало немного лучше, женщина усадила ее на диван и спросила:
— Ты готова меня слушать дальше?
Катя утвердительно кивнула.
— Так вот, с выдохом ведьмина сила вошла в тебя.
— Значит…
— Подожди, не перебивай.
— Силу-то ты обрела, а знаний нет никаких. Вот она и давит тебя снутри — выход ей нужен. А не будет выхода, сгинешь ты, девка.
— Что же мне делать? — Катя заплакала. Женщина покачала головой.
— Сгинешь — плохо, знания обретешь — вред людям принесешь, — помолчала и добавила. — От сатаны все это. Решай сама.
— Умереть? Нет, только не это. Но как обрести знания?
Ответ пришел ночью. Сон, как провал, и лишь под утро. Лицо старухи, но только живой, с мелкой сеточкой морщин у бесцветных глаз и голос сиплый, словно простуженный.
— В бане, под печью два кирпича слева, там и найдешь, что ищешь…
Превозмогая суеверный страх она дотронулась до ручки. Дверь легко подалась и открыла темный проем, как провал.