Еще до этого она изобличила себя устно, выдав и свою подлинную личность и назвав настоящее имя своего шефа — ротмистра фон Шнайда.
— А, этот, это Шнайд, пруссак, жесткий и скрытный, как я его ненавижу. Будь с ним осторожен, понял? Когда кто-нибудь из его агентов, мужчина или женщина, больше его не устраивает, Шнайд отправляет его во Францию и сам же на него доносит, чтобы того расстреляли!
Сведения, которые я получил, позволили нам вскоре раскрыть всю шпионскую сеть, управляемую из немецкого консульства в Женеве.
На следующий день я отправился в К…ньи, где меня забрал Бертон.
— Я очень вами доволен, — сказал мне майор, — вы предупредили нас о баварском горном корпусе на следующий день после его прибытия, и вы были правы. Этот корпус действительно расположен именно там, где вы сказали, для нас это очень важное доказательство. Если вам говорил об этом фон Шнайд, то с достаточным основанием. За это время немецкая тяжелая и легкая артиллерия резерва на нашем фронте начала движение на восток в неизвестном направлении. Сейчас задача состоит в том, чтобы не упустить горный корпус, который вероятно, в один из дней исчезнет, как по волшебству. Направьте всех ваших агентов на выяснение этого вопроса и на уточнение направления перебросок артиллерии. Нужно, чтобы Юбер вернулся как можно быстрее. Я собираюсь отправить шины в Невшатель к Симону; вам нужно будет только представиться ему, чтобы забрать их. Продайте их Юберу по себестоимости, выручку от операции пусть он оставит себе. Глядите в оба, я полностью полагаюсь на вас.
Затем он продолжил:
— Сейчас давайте немного займемся делом фон Шнайда. Я позвоню в Главный штаб главнокомандования, и там подготовят ответы на вопросы, которые он вам поставил: концентрация войск, американские лагеря и т. д. Мне даже предложили сфабриковать официальный документ о прибытии американцев, но я отказался. Я, конечно, не поверил бы, и вы тоже, если бы агент, тем более, еще новичок, из первой своей поездки привез бы подлинный документ. Шнайд, естественно, не глупее нас. Впрочем, мы все равно не сможем долгое время сбывать ему сфабрикованные сведения. Такие вещи раскрываются довольно быстро. Нужно будет придумать что-то получше. Но в любом случае, этим заниматься вы не будете. Мюллер — да, если вы хотите. Как поступать? Довольно просто. Вы завтра вернетесь в Швейцарию, остановитесь в Базеле или в Цюрихе и не будете посещать франкоязычные кантоны, пока я не перешлю вам ответ Главного штаба. А если фон Шнайд напомнит вам о себе, то вы пожалуетесь на болезнь, и когда он захочет посетить вас, чтобы поручить новую миссию, вы попросите баронессу приехать к вам, больному, а там представите ей Мюллера. После этого оставьте эту милую парочку в покое, вы слышали?
И шеф, строгий к самому себе и ко всем остальным, усмехнулся в свои рыжие галльские усы и отечески положил мне руку на плечо:
— Может быть, то, что я сейчас прошу, это для вас жертва, но мне совершенно необходимо ее у вас потребовать. Я никогда не допущу, чтобы в разгар войны один из моих офицеров, проще говоря, позволил бы себе развлекаться с женщиной, которая служит нашим врагам, из-за неблаговидных действий которых на фронте гибнут наши солдаты. Это вопрос сердца и чести! О, я вовсе не хотел вас упрекнуть; наоборот, я должен вас поздравить с тем, что вы разоблачили двух немецких агентов. Но сейчас предоставьте это дело контрразведке. Поняли?
Эти приказы следовало выполнить неукоснительно.
На следующий день я был в Невшателе, где попросил доставить мне комплект из четырех автомобильных шин. Получив шины, я отвез их в Базель и оставил на хранение у Шмидта. Юбер днем позже забрал две из них и повез во Фрейбург. В это время, благодаря соучастию некоторых швейцарских таможенников, уже давно подкупленных немцами, Эмиль каждые два дня вывозил из Швейцарии в Германию свои пакеты с товарами. Для этого он взял себе в помощь двух безработных и занимался этой коммерцией, пусть скромной, но выгодной. Его сведения совпадали с информацией, которую сообщал мне Юбер.
Теперь я мог доложить майору, что баварский горный корпус никуда не двигался, а 2-я гвардейская дивизия заняла район Кольмара. А артиллерийские колонны и транспорты с боеприпасами на пяти или шести поездах в среднем за день проходят по мосту через Рейн между Кольмаром и Баденским герцогством. Они также проезжают, но не так часто, через мост на линии, идущей из Мюлуза. Все эти эшелоны отправляются на восток, но о точном направлении ничего не известно, даже сами солдаты в поездах не знают, куда именно их везут.
Шесть дней я дожидался ответа Главного штаба, который застал меня в Берне. В ответе содержался полный доклад об организации американских экспедиционных войск и прочая информация, направленная, скажем так, не на то, чтобы обмануть противника, а скорее на то, чтобы направить его внимание в нужном нам направлении. Все секретные службы выполняют такие задачи, и всегда эти действия требуют очень большой тонкости. Легко обмануть одного отдельно взятого агента, который не знает ничего, кроме своего участка на протяженном фронте. Но если дело касается целой разведывательной службы, в центр которой ежедневно стекаются полученные разными путями сотни самых разнообразных сведений, где их потом сравнивают и анализируют, то такой обман, можно сказать, почти невозможен. Потому агент, предоставивший сфабрикованную информацию, всегда рискует быть разоблаченным после первых же попыток. Что касается меня, то Главный штаб все подготовил хорошо; там вполне представляли весь путь, который мне пришлось бы совершить для получения информации, и снабдили меня дополнительными сведениями, которые укрепили бы уверенность в достоверности предоставленной информации.
Мне понадобился один день, чтобы выучить всю мою историю, запомнить даты и маршруты, потому что я знал, что фон Шнайд не упустит возможности задать мне коварные вопросы, как он это сделал после «моей» поездки в Париж, которую на самом деле совершил Мюллер. Он сам в тот раз поправил одну из деталей в моем рассказе и если он тогда не стал допрашивать меня более глубоко, то возможно, лишь из-за своей радости оттого, что, благодаря мне, он лично для себя заработал крупную сумму денег. Я сразу же связался с баронессой и назначил ей встречу на следующий день.
Она пришла, надменная и самоуверенная, как обычно. Однако я заметил какую-то неловкость в ее поведении, в чем было что-то комичное. Она спросила меня, что произошло в нашу вторую ночь в Женеве. Я благоразумно удержался от того, чтобы сознаться ей в том, что она невольно предоставила мне огромное количество сведений и следов, которые оказались удивительно интересными для нашей контрразведки. — Я был, — объяснил я, чтобы снять все ее опасения, — в том же состоянии, что и вы, и не знаю, спал ли я в кровати, на диване или на ковре. Мне стыдно, я еще никогда в жизни так не напивался.
— Ах, что вы хотите, — ответила он, — бывать моменты в жизни, когда просто необходимо выпить. У меня такое случается раз в два-три месяца. Это не слишком часто, не так ли?
Фон Шнайд принял нас тем же вечером в отеле «Уши Палас». От моего доклада он, похоже, был в полном восторге. Он снова похвалил меня за прекрасную память и с невинным видом подверг меня допросу с множеством вопросов-ловушек. Затем он компенсировал мои расходы согласно счетам, предоставленным Главным штабом, и отсчитал гонорар в тысячу швейцарских франков. Он расплачивался со мной куда щедрее, чем я со своими агентами. Вечер я провел с Мартой, но очарование пропало.
— Тот, кто не сорвал розу, когда она распустилась, сможет теперь коснуться пальцами только шипов, — сказала она меланхолическим голосом. Я скорее думаю, что, увидев, как я оказался в этой ситуации, она уже потеряла ко мне всякий интерес.