— Я этого не понимаю, — проговорил один из полицейских.
— А я так понимаю, — со смехом заметил Стагарт.
Мы вышли, полицейские наложили печати на двери комнаты, несмотря на громкие протесты управляющего, призывавшего все громы небесные на таинственного жильца.
— Девушка, во всяком случае, была убита, — сказал один из полицейских.
— Надо предполагать, — ответил мой друг.
— Странно, что все свидетели видели сундук, гроб и мешок, — выразил я свое мнение.
— Это оптический обман, — расхохотался полицейский.
— Кто знает? — произнес Стагарт с загадочной улыбкой. — Может быть, все они правы.
Я с удивлением посмотрел на него. Но на лице его ничего нельзя было прочесть.
Внизу мы расстались с полицейскими и поехали домой.
Мы почти всю ночь не ложились спать. Стагарт сидел, раздумывая в течение нескольких часов, и курил одну папиросу за другой.
Время от времени мы говорили о незначащих вещах.
На следующее утро мы поехали на улицу Инвалидов, где нанимал комнату подмастерье ювелира.
Мы там узнали то, что было уже нам известно. Парень исчез с того самого вечера, когда пропала девушка. Стагарт взломал сундук, в котором между прочим хламом находился маленький молитвенник, на заглавном листе которого под именем своей матери Ганс написал свое имя.
Эту книгу Стагарт взял себе.
— Одно к другому подходит, — сказал я. — Убийца и молитвенник.
— Конечно, подходит, — ответил мой друг. — Бывают люди, которые отличаются религиозностью и вместе с тем соединяют в себе это свойство с величайшими пороками, как, например, итальянские разбойники, молящие Мадонну о счастливом исходе какого-нибудь нападения и в случае успеха экспедиции, приносящие ей в дар восковые свечи. Самые порочные натуры отличаются в своих самых простых инстинктах наивностью ребенка.
В последующие дни мне пришлось страшно скучать.
Стагарта почти никогда нельзя было застать дома.
А если он и бывал, то только для того, чтобы выслушивать донесения сыщиков, которые так же быстро и бесследно исчезали, как и появлялись.
Мой друг не разрешил мне сопровождать его. Он проводил все свое время в поисках, а иногда даже пропадал и по ночам. Это было его обыкновенной тактикой, из которой я мог заключить, что он напал на след, и что он достигнет цели, к которой стремился со всей энергией, на которую был способен.
В этой последней стадии своих приключений он только в редких случаях обращался к моей помощи, и я еще не был настолько опытен, чтобы участвовать с ним в этих тайных экспедициях, требовавших от участников необыкновенной хитрости и часто ставивших их жизнь в опасность.
Поэтому я с необычайным нетерпением ждал конца этой необыкновенной истории. Я уже заранее делал всевозможные фантастические выводы, но, конечно, не приходил ни к какому определенному результату.
В один прекрасный день Стагарт вернулся домой в большом волнении.
— Иди сейчас же со мной! — воскликнул он. — Мы его поймали!
Я набросил на себя пальто.
— Захвати револьвер! — крикнул он не оборачиваясь и сбежал с лестницы.
Когда я вышел на улицу, он уже сидел в карете и с нетерпением ждал меня.
— На улицу Гюртель! — крикнул он кучеру.
Мы молча помчались через центральную часть Берлина, насколько это было вообще возможно при царствовавшем здесь сильном движении экипажей.
На улице Гюртель мы остановились, выпрыгнули из кареты и направились к только что отстроенному четырехэтажному зданию.
Мы подошли к двери, которая вела в подвал. Стагарт открыл ключом дверь, зажег потайной фонарь и мы спустились вниз.
Только что мы спустились, как у друга моего вырвалось проклятие. Я увидел гроб среди сырого подвала. Крышка его была откинута. В гробу лежала большая, пушистая шуба.
— Громадный гроб, — прошептал я.
Стагарт осветил внутренность подвала.
На лице его выразилась ярость и ненависть.
Он вбежал по лестнице в третий этаж.
Я последовал за ним, не понимая, в чем дело.
Он позвонил. Один раз, два раза, три раза. Звонок гулко прозвучал в пустом доме.
Но никто нам не открыл.
Тогда Стагарт вынул из кармана отмычку и взломал замок.
Мы вошли в бедно обставленную квартиру.
Одна комната была, видимо, лучше меблирована, чем другие.
На полу лежал белокурый локон.
Стагарт поднял его и положил в бумажник.
Затем он как безумный бросился в пустую квартиру.
Когда он вернулся, лицо его было искажено до неузнаваемости.