Каким образом могло случиться, что один человек без всякой посторонней помощи проследил неизвестного человека из Сити в Уайтчепель и нашел его пристанище, и таким образом добился неслыханного успеха?
Но я уже имел так много почти невероятных доказательств гениальных способностей моего друга, что я не сомневался в нем ни минуты.
Вошел в комнату Стагарт с большим рыжим париком, несколькими палочками румян и большими синими очками.
Он весело подмигнул мне и произнес:
— Теперь мы поймали Красного Джека. Остается захватить вора на месте преступления.
— Как? — воскликнул я. — Разве Красный Джек и вор не одно и то же лицо?
— И да и нет, — ответил мой друг. — Это одно и то же лицо, но, как мне кажется, две совершенно разные натуры.
— Я тебя не понимаю, — проговорил я.
— Ты меня, может быть, сегодня поймешь, — ответил серьезно Стагарт. — Поедем теперь обратно.
Уходя, друг мой запер железный денежный шкаф и входную дверь.
— Что ты намерен теперь делать? — спросил я по дороге в Сити.
— Мы попытаемся попасть этой ночью в Южно-Африканский банк, но так, чтобы об этом не знала ни одна человеческая душа. Поэтому нам нужно туда отправиться теперь же.
Войдя в главное помещение банка, мы смешались с публикой и при наступлении вечера прокрались незаметно в ту комнату, которая находилась перед лестницей, ведущей в кладовые.
Там мы спрятались за шкафом.
Хотя мне было непонятно, к чему все это делается, тем не менее, я с величайшим волнением ждал наступления ночи.
Мало-помалу в банке все стихло. Последние служащие ушли и около 11 часов мы услыхали шаркающие шаги сторожа, обходившего банк; он вошел в комнату, в которой мы находились, окинул ее быстрым испытующим взглядом, но нас не заметил.
Затем наступила абсолютная тишина. Стагарт заранее велел мне не произносить ни слова. Минуты казались мне часами. Часы пробили половину, три четверти двенадцатого. Наконец пробило полночь.
Вдруг мне послышались легкие, робкие шаги. Я затаил дыхание и прижался к шкафу.
Вдруг растворилась дверь, и сгорбленная фигура тихо прокралась в комнату. Раздался лязг открываемого замка, раскрылась дверь в подвальное помещение и фигура исчезла.
Стагарт схватил меня за руку, и я последовал за ним. Тихо, крадучись как кошки, прокрались мы к лестнице и прошли вниз через открытую дверь. Беззвучно сошли мы с лестницы и прошли по нескольким коридорам.
Когда я привык к темноте, мне показалось, что в другом конце комнаты, в которой мы находились, стоит фигура. Теперь мы к ней подошли. Раздался лязг ключей.
Вдруг ослепительный свет прорезал ночную тьму. Стагарт поднял потайной фонарь, яркий свет упал на бледное как полотно лицо.
Это был мистер Клингсфорд, директор Южно-Африканского банка.
Раздался крик, несколько кредитных билетов упали на пол, затем фонарь моего друга упал со звоном на пол.
Раздались поспешные шаги, я бросился было вперед, но Стагарт удержал меня.
— Пускай бежит, — проговорил он. Голос его странно звучал.
Молча мы поднялись наверх. Все двери были открыты и мы без труда проникли в первый этаж.
— Стагарт, — сказал я, останавливаясь на ходу, — если бы я не был человеком XX столетия, я мог бы подумать, что в твоем распоряжении находятся какие-то неземные силы. Ты решил задачу самым неожиданным образом, но решение это, я уверен, принесет с собой несчастие.
— Ты прав, — ответил мой друг, — я предчувствую исход всей этой истории, но не могу его еще понять.
В эту минуту раздался выстрел.
Охваченные одной и той же мыслью, мы бросились к кабинету мистера Клингсфорда. Послышалось хлопанье открываемых и закрываемых дверей. Сторож и двое слуг бежали нам навстречу. Когда они нас узнали, они присоединились к нам.
Дверь, ведущая в комнаты директора, была закрыта. Мы налегли на нее, и она разлетелась в дребезги.
Мы вбежали в комнату.
На ковре лежал мистер Клингсфорд с револьвером в руке. Он был мертв.
Мы стояли, пораженные этой катастрофой, предвидеть которую не мог даже Стагарт.
Мой друг взял со стола лист бумаги, на котором дрожащим почерком было написано следующее:
Я могу только сознаться в ужасной болезни. Все мое преступление заключается в безумии. Смерть мое опасение. Я жил двумя жизнями, сам не зная об этом. Вы маэстро, мистер Стагарт. Вы уничтожили Кроеного Джека и продиктовали несчастному человеку единственное спасение — смерть.
Клингсфорд.
— Я еще не совсем понимаю это признание, — проговорил я, возвращая лист моему другу.
— Я это предчувствовал, — произнес тот, не обращая внимания на мои слова. На лице его выразилось глубокое волнение, когда он наклонился над Клингсфордом и почти нежным движением закрыл глаза несчастному.
Когда мы вернулись в номер, Стагарт долго задумчиво сидел в кресле.
Уже рассветало, когда и друг мой закурил папиросу и взглянул на меня, видимо утомленный.
— Эта драма не могла иначе кончиться, — проговорил он, — мистер Клингсфорд рассчитался с рыжим Джеком и он не мог поступить иначе.
— Я понимаю только, — ответил я, — что Красный Джек и мистер Клингсфорд были одним и тем же лицом.
— Но у них было две души, — заметил Стагарт, — и это объясняет загадку, страшную загадку. Подобные случаи бывают и известны в истории душевных болезней. Это раздвоение человеческой личности.
Честный финансист мистер Клингсфорд вследствие какого-то физиологического недостатка в определенное время, даже в определенные часы терял сознание своего собственного «я» и всего своего существа и превращался в отвратительного мазурика. В те часы, когда он становился вторым человеком, он не сознавал, что раньше у него было другое «я». Таким образом, он с необычайной ловкостью играл роль Красного Джека, извлекая пользу из первого своего существования и совершая преступления второго «я».
— Но, — заметил я, — кто докажет, что первоначальное «я» этого человека было не «Красный Джек», а мистер Клингсфорд? Может быть, второе существование было как раз первым, а первое было бессознательным существованием?
— Этому предположению противоречит конец несчастного. Он умер мистером Клингсфордом, потому что он жил «Красным Джеком».