Все это происходит в отложениях ила. Отложения покоятся на известняке, который залегает в этом месте гораздо глубже, чем под районом пивоварен. Дракон, должно быть, находится в одной из пустот под илом.
— Ты меня запутал, Старые Кости. Возможно, ты даже сам запутался.
Сарказм — это признак…
— Признак раздражения теми, кто не хочет признавать, что сам не знает, о чем говорит.
Как тебе угодно. Можешь пойти и поиграть по своему плану. А когда вернешься, разработаем новую стратегию.
Похоже, его раздражало то, что мне так и не удалось внятно изложить хоть кому-нибудь теорию дракона.
Вот было бы интересно порыться как-нибудь в старых записях и посмотреть, не замешаны ли логхиры каким-нибудь образом в сдвигах древних времен?
Паленая нагнала меня в прихожей, когда я облачался в мою новую бобровую шубу с царского плеча.
— Вы снова уходите? На ночь глядя?
— Нужно сделать кое-что в «Мире». Когда там никого не будет.
— Правда?
— Да. А что?
— Я надеялась спросить у вас кое-что. Я могла бы пойти с вами.
— Мне нужно проделать это в одиночку. Может, завтра вечером поговорим. — Я отворил дверь и вышел.
Дверь сердито захлопнулась у меня за спиной.
Старые Кости воздержался от подсказок. Я решил, что это связано с бухгалтерией. Паленая без особой охоты, но продолжала ею заниматься.
93
Ребята Плоскомордого работали на совесть. Что они доказали, схватив, скрутив и едва не разорвав меня на части, когда я попытался проникнуть в темноте в театр. Хорошо еще, я не давал заткнуть мне рот кляпом достаточно долго, чтобы они успели понять: я тот самый тип, который приносит им деньги.
— Ну что с тобой делать, Гаррет? — буркнул Тарп. — Я бы несколько дней переживал, если б мои парни тебя убили.
— Это утешает.
— Так в чем дело?
— Я собираюсь провести некоторое время в доме — посмотрю, что там происходит, когда в нем нет толпы.
— Ты уверен? Ладно. Я всегда говорил, что шары у тебя крепче, чем мозги. Скажу ребятам, чтобы бежали к тебе на выручку, если услышат визг.
— Спасибо, Плоскомордый. — Я не стал напоминать ему, что ни одна душа на улице не услышала визг Белинды Контагью. Мне и самому не хотелось этого вспоминать.
Фонарь я позаимствовал в казарме. Он подозрительно напоминал те, которыми пользовались в театре.
В вестибюле «Мира» я нашел и зажег еще две лампы, которыми строители освещали рабочие места в темное время суток. Отбрасываемые ими круги света почти не разгоняли темноты.
Я соорудил себе сиденье из досок, расположился поуютнее и принялся ждать.
Ждать пришлось недолго.
Красивая женщина в давно вышедшем из моды платье выступила из темноты. Она улыбалась: она явно обрадовалась, увидев меня. Сердце подпрыгнуло у меня в груди. Мы давно дружили. Она села рядом со мной на доски так, что маленькая лампа стояла между нами. Элеонора.
— Я угадал верно, — произнес я. — Это сработало.
— Сработало. Но тебе может не понравиться цена. Не исключено, что это конец.
Я протянул левую руку к ее правой, но остановился на полпути. Я так и не решил пока, хотел ли я узнать.
— Возможно, не стоит.
— Угу.
— Тебе показалось бы, что рука реальная. Я сейчас такая же реальная, как тогда, когда мы познакомились. Но ты теперь связан другим обязательством.
Да, связан. А ведь называл ее когда-то своей невестой.
— Ты права. Но ты не знаешь, насколько это сильно — то, что я испытывал к тебе.
— Знаю. Потому я все еще здесь, с тобой.
Моя рука снова дернулась к ней. Она не отстранилась. Никто не мешал мне коснуться ее.
Вместо этого я поднял руку, чтобы смахнуть влагу с левого глаза.
— Ну, и что мы знаем о драконе? Ты наверняка в курсе. Ведь именно он создал эту женщину, как я и надеялся.
— Это не дракон. Это вообще не сравнимо ни с чем, что тебе известно. Это огромно, и неспешно, и так чуждо тебе, что ты даже представить себе не можешь, насколько. И древнее всего вообразимого. Время для него ничто. И оно никогда не обитало в других местах, только здесь, глубоко под землей.
Я не испытал особого возбуждения от того, что прав-то оказался я. То, что это не дракон, возможно, лишь все усложняло.
Мне показалось, я слышу тихую, очень тихую, на самой грани воображения музыку.