— Ты видел что-то, что я упустила?
— Я могу и ошибаться. Но то, как этот человек наблюдает за тобой, когда ты не замечаешь… Я бы сказал — смахивает на одержимость.
— Рада узнать. Полагаю.
«Настоящая человеческая акула».
— Ты все равно можешь отчетливо читать?..
«Не смогу, если ты все испортишь, говоря об этом вслух».
Наша вечная проблема — то, что я выражаю словами свою часть беседы с Покойником.
— Недостаток практики.
«Преуменьшение».
Появившись сперва перед домом, Дин сбежал на кухню. Он прятался там, пока в старой усадьбе кишели головорезы, не из-за застенчивости, а потому, что боялся, что его затопчут. Теперь он снова появился.
— Суета закончилась?
Его величайшим ужасом было то, что ему велят кормить всю орду. Он и так был порядком раздражен, потому что мы с Белиндой все еще были на сцене, а в моем старом кабинете таились особенные нужды Морли.
— Мне понадобится всерьез заняться покупками, если придется кормить лишние рты.
— Составь список, — сказала Синдж. — Я заставлю Джона Пружину об этом позаботиться. Никто из нас не должен выходить. Это может быть небезопасно.
Дин пожал плечами. Он не спросил моего мнения. Он привык, что здесь за главную Синдж.
Я усек. Опасность не была столь существенной. Синдж просто давала старику предлог позволить кому-то другому побегать вместо него.
Возраст Дина давал о себе знать.
— Нам нужно решить, как управляться с Морли, — сказал я. — Белинда, ты будешь занята во внешнем мире. Может, мы с Синдж кое-как сумеем время от времени его кормить, мыть или менять ему простыни, но мы недостаточно квалифицированы для регулярной работы такого рода. Нам понадобится кто-нибудь стоящий доверия.
Потому что он или она не будут тут жить. Тут просто негде кого-нибудь разместить.
— Я уже позаботилась об этом, Гаррет, — сказала Синдж. — С этим справится кое-кто из женщин Джона Пружины.
Синдж уже все устроила. Не было необходимости хлопотать.
— Я здесь больше не нужна, — сказала Белинда.
— Не уходи, — отозвался я. — Мы еще не поговорили о том, что ты выяснила за последние дни.
— По сути, ничего.
Я ждал мнения Покойника. И не дождался.
— Вообще ничего? В это трудно поверить.
— Твое дело, во что верить, во что нет. А теперь я ухожу. Время от времени буду заглядывать. Если ленивый засранец проснется, пошли мне сообщение.
И она решительно зашагала к двери.
Покойник слегка коснулся меня — просто спокойное предложение держать рот на замке, пока она не выйдет из дома.
27
Я закрыл дверь и составил быстрый мысленный перечень лиц, которых наблюдал перед собой. В доме все еще оставались дюжины людей, хотя катафалк и карета исчезли. Некоторые из оставшихся были телохранителями Белинды. Ни один из них меня не встревожил. И не заставил забеспокоиться Покойника.
«Присутствие мистера Дотса не останется в тайне. Умный интервьюер может извлечь подробности из одного тупого свидетеля и из другого и, сложив сведения воедино, получить некое представление о нашей ситуации».
— И? Что тогда будет?
Я просто был слишком уверен, что в собственном доме я вне досягаемости. Мой наблюдательный партнер скомандовал «Смирно!» моей чрезмерной самоуверенности.
«Я всегда действую эффективнее всего, когда мое присутствие и мои способности неизвестны. К этому времени ты мог бы и сам догадаться».
Я собирался вступить в длинный спор. Он меня оборвал.
«Зная то, что знаешь ты, как бы ты со мной управился?»
Мне в голову тут же пришла парочка вариантов. А потом я исчерпал способы, не сумев быть таким безжалостным, как раньше.
«Вот видишь. Все дело в знании того, чему ты противостоишь. Вот почему мои собратья никогда не открывают всю подноготную о нас ни другу, ни врагу, ни брату, ни сестре».
Мудрость, с которой трудно поспорить. В данную минуту я думал, что лучшим способом достать Покойника и Морли одновременно было бы атаковать рассеянной цепью с зажигательными бомбами. Запалить дом и сжечь всех внутри.
Там, снаружи, были люди, которые были в состоянии это сделать, а после спать сном младенца. Люди, которые сделали бы это за цену высококачественной наркоты.
Директор Релвей не всегда имел плохие идеи.
«Ты начинаешь понимать. Мы почти беззащитны перед теми, кто знает, кто мы и что мы».
Без сомнения, он имел в виду разные аспекты этого вопроса.