Генерал казался разочарованным.
Он изменился. Усталый, но решительный чиновник средних лет превратился в постаревшего измученного бюрократа.
— Гаррет, я не знаю, что сказать. Мне говорили, что ты изменился. Я слышал, ты стал образцовым подданным короны Каренты.
— Я всегда им был.
— Пардон? Ты всегда был упрямым, обструкционистским поганцем. И не интересовался ничем, сулившим процветание обществу.
Какого дьявола?!
— Вы имеете в виду, что «процветание» не приводило меня в экстаз с тех пор, как Дил Релвей решил все за меня.
«Не спорь. Смирись. С его точки зрения он утверждает стопроцентную правду».
Значит, он должен определить термин «процветание общества».
— Я тоже вас люблю.
«Не существует двух людей, которые смотрели бы на вещи одинаково. Ты это знаешь. В данный момент важно, чтобы мы не враждовали с союзниками только ради удовольствия быть непростыми людьми».
Погодите. Даже мой партнер думает, что я отказываюсь сотрудничать с жестяными свистульками и придерживаю информацию лишь для того, чтобы их изводить?
— Гаррет, ты здесь? — спросил генерал. — Или умер и отправился в ад?
— Я пребывал в шипах того, что могло стать великим откровением.
С другой стороны, это могло стать и возвращением завтрака.
— Что вам нужно? — спросил я.
— У нас, Стражей, есть моральная проблема, которая превращается в моральную проблему.
— Надеюсь, это не заразно.
— Именно. Все хорошее, что мы сделали, может начать сходить на нет, если не разобраться с этой заварушкой.
— Я потерял нить ваших рассуждений.
— Ты не?..
Он раздраженно взглянул на меня.
— С тех пор как мы познакомились, вы обвиняли меня в том, что я мешаю расследованию или намеренно задерживаю его. Вы были правы. Я так и поступал, когда это было в интересах моего клиента. Может, в одном случае из десяти. Тогда я знал, почему вы рявкаете. На сей раз я не мешаю и не задерживаю. Все, что я делаю, — это защищаю друга, которого едва не закололи. Защищаю на случай, если кто-нибудь попытается завершить начатую работу. Половина находящихся здесь людей и некоторые из тех, кого здесь нет, заявили: это все, что мне дозволено делать. И это все, что я собираюсь делать. И по крайней мере одна женщина не хочет, чтобы я делал даже столько.
— Какой обидчивый.
— Чертовски верно.
— Почему тогда ты собрал всех этих людей?
— Я их не собирал. Я их не приглашал. Вы получали мое приглашение?
— Нет. Но это твой дом.
— Это место, где я остаюсь, поскольку считал, что Морли будет здесь в большей безопасности, чем где бы то ни было.
Блок с сомнением посмотрел на меня.
— Я впервые узнал о сборище некоторое время назад, когда Синдж прервала мой очень спокойный сон и велела прийти сюда, чтобы помочь, — сказал я.
— От тебя всегда поднимались внушительные клубы дымовой завесы.
— И снова спрошу: что вам нужно?
— Нас отстранили от расследования дела.
— И вы смирились? Вы же потеряли людей.
— Гаррет, кончай. Для остальных дело не в Морли Дотсе. Меня не очень волнует он и его проблемы.
— Скажите ему об этом.
— С радостью. Он в состоянии вести деловой разговор?
— Он в коме.
— Скверно. Но его показания не играют решающей роли. Что будет решающим — это наша неподкупность. Начав свою профессиональную деятельность, мы с Дилом пообещали, что никто не встанет над законом. Даже королевская семья. Принц Руперт поддерживал нас, когда мы наступали на чьи-то любимые мозоли. Но на этот раз он велит нам осадить назад. Мы должны махнуть рукой на это дело. То же самое послание было отправлено Синдикату.
— Кто имеет такие связи, чтобы запугивать принца Руперта?
— Именно. Мы собираемся это выяснить.
— Вы не собираетесь осадить назад?
— Мы собираемся стать менее навязчивыми. Незаметными. Но чем больше на нас давят, тем больше мы собираемся копать. Полагаю, то же самое можно сказать о Синдикате. Когда вы начинаете давить на Контагью, они давят в ответ.
— Думаете, ужас перед бурной активностью в производстве мертвых тел может быть причиной, по которой Принц хочет уступить?
— Нет. Я думаю, кто-то с Холма, тот, кто может заставить даже принца Руперта наложить в штаны, хочет, чтобы дело оставили в покое. Я зайду в своих догадках так далеко, что скажу: весь Холм хочет, чтобы дело оставили в покое.
— Потому что преступниками может быть кто-нибудь из них?
— Отчасти. Но скорее всего потому, что, если мы будем копать слишком глубоко, мы, вероятно, выясним то, что Холм хочет утаить от публики.