Ну и вот, дни шли, река вернулась в берега, и едва ли не первое, что мы сделали, — насадили ободранного кролика на крюк перемета, поставили его и изловили сома величиной аж в человека — шесть футов два дюйма, а весу в нем было больше двухсот фунтов. Понятное дело, вытащить мы его не могли, он бы нас запросто в штат Иллинойс зашвырнул. Поэтому мы просто сидели на берегу и смотрели, как он дергался и рвался, пока не пошел на дно. В животе у него мы нашли медную пуговицу, круглый шар и множество всякой дряни. Шар мы разрубили топориком, смотрим, а в нем катушка. Джим сказал, что она, видать, долго в животе пролежала, коли успела так обрасти и в шар превратиться. В городе мы бы за этого сома хорошие деньги выручили. Там такую рыбу несут на рынок и на вес продают и каждый покупает по куску, — мясо-то у сома белое, как снег, и жарится хорошо.
На следующее утро я сказал, что мне как-то скучно стало, тупею я тут помаленьку, надо бы встряхнуться. Сказал, что, пожалуй, переплыву реку, прокрадусь в город и выведаю, что там творится. Джиму моя мысль пришлась по душе, однако он сказал, что реку мне лучше переплыть в темноте и вообще держать ухо востро. А потом подумал-подумал и говорит: может, тебе стоит подобрать в нашей добыче какую-нибудь подходящую одежду и девочкой переодеться? Это тоже была хорошая мысль. Укоротили мы с ним одно из ситцевых платьев, я подвернул штанины выше колен, влез в него. Джим застегнул сзади крючочки — в самый раз мне это платье пришлось. А еще я напялил летнюю шляпку и завязал ее тесемки под подбородком, так что заглянуть в лицо мне стало не проще, чем в печную трубу. Целый день я практиковался, осваивал новый наряд и понемногу привык к нему, — правда, Джим сказал, что походка у меня какая-то не девчачья и что зря я все время задираю подол и руки в карманы штанов сую. Я принял его слова к сведению и скоро совсем освоился с платьем.
А как только стемнело, отплыл в челноке к иллинойскому берегу.
Пересекать реку я начал неподалеку от переправы, и течение снесло меня к низовой окраине города. Я привязал челнок и пошел вдоль берега. В окне домишки, который долгое время оставался нежилым, горел свет. Я подкрался к окну, заглянул в него. Женщина лет сорока вязала при свете стоявшей на голом сосновом столе свечи. Не знакомая мне женщина — выходит, приезжая, ведь в городе не было человека, которого я не знал бы в лицо. Ну, это мне было на руку, потому как я уже начал побаиваться, что кто-нибудь признает мой голос и разоблачит меня. А эта женщина, если она провела в нашем городке хотя бы два дня, сможет рассказать мне все, что я хочу узнать — и я стукнул в дверь, сказав себе: главное, не забывай, что ты девчонка.
Глава XI
За нами вот-вот придут!
— Войдите, — сказала женщина, и я вошел. А она говорит: — Возьми стул.
Я присел. Она оглядела меня маленькими, блестящими глазками и спрашивает:
— Ну, и как же тебя зовут?
— Сара Уильямс.
— А где ты живешь? Здесь рядом?
— Нет, мэм. В Хукервилле, в семи милях отсюда вниз по реке. Я оттуда пешком шла и очень устала.
— И проголодалась, я полагаю. Сейчас я что-нибудь найду.
— Нет, мэм, я не голодна. Дорогой на меня такой голод напал, что я зашла на ферму, милях в двух отсюда, так что есть больше не хочу. Я потому так и припозднилась. Матушка моя заболела, а денег у нас нет, да и ничего нет, вот я и иду, чтобы рассказать об этом моему дядюшке, Эбнеру Муру. Матушка говорит, он здесь живет, на верхнем конце города. Вы его знаете?
— Нет, да я пока и никого из здешних не знаю. Я тут еще и двух недель не прожила. До верхнего края города путь не близкий. Ты лучше заночуй у меня. Снимай шляпку.
— Нет, — говорю, — отдохну у вас немного и пойду. Я темноты не боюсь.
Но женщина сказала, что одну меня не отпустит, а вот скоро вернется ее муж, может быть, часа через полтора, и она попросит его проводить меня. А потом принялась рассказывать о своем муже, и о родне, которая живет вверх по реке, и о той, что живет вниз по реке, и о том, что раньше они с мужем были людьми зажиточными, и что не стоило им перебираться в этот город, от добра добра не ищут, — и так далее, и так далее, я уж решил, что зря к ней зашел, ничего я от нее про городские дела не узнаю; но в конце концов, она добралась до моего папаши и до убийства, и я вмиг навострил уши. Она рассказала, как мы с Томом Сойером нашли шесть тысяч долларов (правда, по ее словам выходило — десять), и про папашу рассказала, какой злосчастный он был человек, и про меня, тоже злосчастного, а там и до места, где меня убили, добралась. Я и говорю: