– Что-то Говорящий Мальчик у нас скучный? – сказала ворона.
– Я вот думаю, на самом деле это со мной происходит, или мне это кажется. Ну, вроде сплю я, и вы мне снитесь.
– А! Знаю, знаю! Мне тоже постоянно снится – то собака за мной бегает, то я за птичкой бегаю, а чаще всего, что дома нет никого, а чашки пустые. Совсем пустые. Вот что мне снится! – сказал Тимка.
– Мне тоже сны снятся: то воронята, то ястреб, то котики большие. Ох, и большие! Как ты, Говорящий Мальчик. И сожрать меня хотят! – поделилась своими снами ворона.
– А тебя как, хоть, звать? – спросил у вороны Андрей.
Ворона удивленно посмотрела на него:
– Ворона я! Ты чего? Забыл? Забыл меня, что ли? Я же утром у тебя была.
– Вот кота зовут Тимка. Меня зовут Андрей. А тебя как звать? – попробовал объяснить Андрей.
– А зачем мне? Я ворона! Так и зови – ворона! Мы птицы вольные, нам имен не дают. Разве только, поймают которую, да в клетку посадят. Так те уже и не вороны вовсе, а так, не пойми-разбери кто.
– Но как-то вы себя различаете? Меж собой друг – друга называете как-то? – спросил Андрей. – Конечно, различаем! Мы же все разные. Меня теперь будут называть: Ворона, которая нашла Говорящего мальчика!
– А вы только меня понимаете, я имею в виду, других людей вы тоже понимаете? – спросил Андрей.
– Конечно, понимаем. Если мальчишка нагибается к земле, то жди, запустит камень в тебя. Мы умные, мы все понимаем! – ответила ворона. – А если большой мальчишка, навроде твоего папы, палку возьмет – из нее камень далеко летит и громко. Только мы знаем про палку, ружье называется, и друг другу говорим, когда таких увидим. Редко в нас попадают. Когда уж кто-то сильно болеет или старый становится, в тех попадают.
– А меня, меня как вы понимаете?
И вдруг до него дошло – как! Ведь сколько разговаривал с вороной и котом, ошарашенный своим умением, он не осознавал, что разговаривает с ними не словами, не шевеля языком и губами, а мысленно!
– Ох! Ну, за что мне это наказание? – взвыл Андрей. – Жил себе, не тужил. Вперед не высовывался, сзади не отставал, посредине не путался.
Был как все, так нате вам – всяких животных начал понимать.
– Я, не животное! Я вольная птица! Ворона! – оскорбилась ворона.
– А я, вообще, кот! – присоединился к ней Тимка.
– Я что, я уже по-человечески не могу говорить? Я что, начал и думать по-вороньи? Или по-кошачьи? – пришел в ужас Андрей. – Так, пожалуй, я и людей разучусь понимать. Да зачем мне это надо?
Ворона стала успокаивать Андрея. Ворона сказала, что он добрый и мечтательный мальчик. Он, где-то глубоко – глубоко в душе, еще верит в чудеса. Поэтому к нему и пришло это умение. А разговаривает Андрей с ними лишь тогда, когда сам этого захочет. Они к нему в голову залезть не могут. Не могут узнать, что Андрей про них думает. И вообще, думает, или спит на ходу. А про «всяких животных» он вслух сказал, значит, сам захотел, чтобы его услышали.
– Это, что ли, плохо – быть добрым? – спросил Андрей.
– Кому как. Нам вот с котом хорошо, что ты добрый. Окружающим тебя людям хорошо. А тебе, видать, плохо. Добро должно быть умным. Добрым можно быть с теми, кто слабее тебя. А с теми, кто сильнее – добрым быть нельзя – съедят.
Подивившись вороньей философии, Андрей все-таки не забыл про кота – дал ему покушать. Перепробовала все кушанья и ворона.
– Уф! – сказал Тимка, падая на бок, прямо у своей чашки.
– Хорошо! – сказала ворона, проглотив последний кусок.
«Да, вам хорошо!» – подумал Андрей. – «А вот мне не больно хорошо».
Так, с чего все началось? Надо разобрать весь день по порядку, и тогда я буду знать, чем все закончится.
Утром меня разбудил Тимон своими разговорами о еде. Это факт. У меня говорящий кот и ко мне в гости прилетает говорящая ворона. Это тоже факт».
– Тимошка, а Тимошка! А ты давно научился по-нашему разговаривать? – спросил Андрей.
Кот открыл осоловелые после сытной еды глаза:
– Как это, по-вашему разговаривать? Я всю жизнь так разговариваю. Я же тебе утром говорил! Я по-своему разговариваю. Это ты научился по-моему говорить. И по-вороньи.
Андрей задумался: «А, ну да! Как я сразу не уразумел! Это как языки иностранные. Человек, разговаривающий на многих языках, называется полиглотом. Вот он и общается с англичанином на английском, с французом на французском, с немцем на немецком.
И я, выходит, тоже полиглот. С вороной по-вороньи говорю, с котом по-кошачьи. А меж собой кот с вороной разговаривают, как американец с англичанином. Язык один, а различия все равно есть. Или, пожалуй, как русский с украинцем».