- Да помню, помню, - пробормотал Борис, хотя видно было, что он не помнит.
Катапультироваться ребятам в тот день не пришлось.
Вадька натер себе руки так, что даже не смог делать письменных уроков.
Веревка тоже совсем перетерлась, ибо, когда Натка вечером тоже начала качаться, веревка неожиданно треснула, и Натка, улетев метров на пять, упала в лужу.
- Кажется, я катапультировалась, - прошептала Натка, стирая с лица грязь. - Хорошо, что никто не видел.
Три дня тренировок не было - у Вадьки заживали руки.
А на четвертый день была прекрасная солнечная погода. Голубое небо сияло ласково и приветливо, даже не верилось, что где-то в глубине, ужасный бесконечный космос.
На чердаке пахло кошками, ржавым железом и тем особым запахом, какой бывает только на чердаке.
Сквозь слуховое окно, возле которого притаилась Натка, виден край крыши и глухую стену соседнего дома. Между домами - щель шириной с полметра. Там темно, как в ущелье. Внизу - битый кирпич, осколки стекла и разный мусор. На крыше над щелью стоят Вадька с Борисом. У каждого по пояс привязана веревка, другой конец которой продет на чердак и закреплено там за стропила морским узлом.
- Слушай, а ты уверен, что будет эта самая, невесомость? - Нерешительно спрашивает Борис, со страхом заглядывая в щель.
- Конечно. Невесомость - это же и есть, когда человек висит в воздухе, ни за что не держась ни руками, ни ногами. Ну, давай!
У Натки почему сильно колотится сердце, немеют ноги. Ребята вместе ложатся на крышу, свешивает ноги в щель и понемногу начинают сползать. При этом они громко сопят.
Вот над крышей видны только их головы. Вот уже и головы исчезли, только руки держатся за желоб. Раз! - Нет уж рук. Веревки натянулись и дрожат, как струны. У Натки все оборвалось внутри.
Несколько секунд было тихо. Затем послышался приглушенный Вадькин голос:
- Борька, ну как? Чувствуешь невесомость?
- Чувствую... Только пояс холерский сильно давит. Прямо живот перерезает...
Снова воцарилась тишина. Потом вдруг раздался натужный голос Борисов:
- Слушай, я больше не могу! Какая неудобная невесомость. Уж очень режет... Н-не могу. Слышишь?
Веревки нервно задергались, и Вадькин голос прохрипел:
- Хорошо... Вылезай и мне поможешь. А то я до крыши не достаю...
Одна из веревок задергалась еще сильнее. Затем послышался дрожащий голос Бориса:
- Вадька! Я не могу вылезти.
- Да ты что? Оставь шутки!
- Нет, серьезно! Не могу! Серьезно!
Веревки отчаянно скрипуче попискивали.
- Вадька! Давай кричать на помощь! Я не могу, Вадька. Мы сейчас разобьемся!
- Стой! Не надо пока! Может...
- Ничего не может...
И тут Натка поняла, что «невесомых» космонавтов надо спасать. Еще мгновение - они сорвутся и... не надо тогда космоса - на земле тоже можно прекрасно разбиться.
Натка вздохнула и сквозь слуховое окно вылезла на крышу. Крыша была противно скользкий и наклонный. Натка на животе подползла к краю и заглянула в щель.
Вадька и Борис болтались на веревках, как два черви. У Бориса пояс подъехал почти под мышки, и ноги болтались, как у кукольного Петрушки. У Вадьки, наоборот, пояс съехал ниже пупа - он висел вниз головой и, как младенец, болтая ногами, боясь совсем выпасть из пояса.
Оба жалобно кряхтели и стонали.
- Ой мальчики, я сейчас! - Заголосила Натка. - Повесите еще немножко! Повесите, мальчики, не падайте! Я сейчас!
И она быстро направилась в слуховое окно.
Натка в отчаянии бегала по чердаку, все время приговаривая:
- Повесите, мальчики, я сейчас! Повесите, мальчики, я сейчас!
Хотя оттуда они, конечно, не могли ее слышать.
«Как же помочь? Как помочь?» - Прыгало в голове.
Вдруг Натка увидела длинную деревянную жердь с железным крючком-тройником на конце. Этой штуковиной дворник дядя Степа всегда выковыривал мусор в канализационных колодцах, чтобы не забивало трубы. Не задумываясь, Натка схватила шест и потащила на крышу.
Она осторожно опустила шест и попыталась зацепить Вадьку за ногу. Но крючок соскакивал и не цеплял. Тогда она зацепила Бориса за штаны. Получилось.
Натка вовсю потащила вверх. От напряжения потемнело в глазах. Все же Натка была девочка! Нет, не вытащить ей Бориса - сил не хватает. Вдруг раздался треск, брюки порвались, и крючок сорвался. Натка растерянно думала, что делать. Наконец поняла. Опустила шест вторым концом и крючком зацепила за желоб.
- Хватайся, Борька! Лезь!
Борька пыхтел, как паровоз.
Натка схватила его за воротник и тащила до боли в пальцах. И - о радость! - Наконец Борис на крыше.