– Так ясный пень.
– Выходи уже из образа, полевой работник, мерзнущий суровыми зимами… нам еще в поместье, переодеться и на бал, помнишь? Ты выступаешь сегодня.
– Конечно, помню.
– Я надену то зеленое, что тебе нравится…
– Если мы говорим о том, что мне нравится, тебе придется пойти на праздник обнаженной, звездочка моя. Но тогда все будут глазеть на тебя и я умру от ревности. Так что пусть будет зеленое.
– Мама, познакомься, это Женевьева!
– Девственница, надеюсь?
– Вам бумаги показать, миледи?
– О, а она за словом в карман не лезет. Острый язык это хорошо. А сколько тебе лет, дева?
– Девятнадцать.
– Самый сочный возраст.
– Мам…
– Вышиваешь?
– Фехтую.
– Да ну? Ричи, оттащи стол к стенке, мама будет мечом махать.
– Пап? Па-а-п! Хочешь посмотреть как мама и моя невеста дерутся?
– Не то слово! Дорогая, я буду болеть за тебя! Ричи, ставлю пять золотых на маму.
– Десять на Вив, и ты продуешь, пап.
– Посмотрим… Итак, дамы в стойке… противницы начинают медленно кружить друг вокруг друга, прощупывая слабые места… Кстати, я знаю, где у твоей мамы слабое место, но не скажу. Тео делает выпад – Женевьева ловко уходит в сторону, подрезая… нет, задета только штанина, не в счет! Противницы танцуют, грациозно размахивая мечами… Изумительное зрелище, я обязательно напишу поэму про это… Бой все ожесточеннее… Мама наступает! Тео, вперед!
– Вив, не давай ей зайти сбоку!
– Сынуля, заткнись!
– Ай, Тей, любовь моя, он же тебя специально отвлекал… серьезный порез?
– Ерунда. Женевьева, ты как?
– В порядке, спасибо.
– Объявляю ничью!
– Ричи?
– Да, мама…
– Можешь жениться.
– Да я… как бы сказать-то… мы в общем, уже.
– О. Я тобой горжусь.
Черный дракон сделал широкий круг, прежде чем приземлиться на берегу. Коснулся краем крыла воды, подняв множество мелких брызг. Затем, гулко ударив лапами в песок, сложил крылья и наклонил голову.
Рик, охая, слез с седла и потянулся, проклиная затекшие мышцы. Воздух вокруг дракона задрожал и Тео, подойдя к барду, принялась мять ему спину.
– Вот обычно жены у мужей на шее сидят, а ты… – хихикнула она.
– А что я… Погоди, скину одежду, жарко. Приятно-то как, тепло до костей пробирает. Почему мы зимой не переезжаем жить в Араханд?
– Не знаю.
Рик, скинув подштанники, с воплями устремился навстречу волнам, набегавшим на берег с ревом.
– Подожди меня! – крикнула Тео, смеясь, и бросилась за мужем.
Наплескавшись, они разлеглись на горячем песке, блаженно улыбаясь. Ветер трепал черные кудри магички, почти мгновенно их высушив. Тео повернулась на бок, нежно погладила Рика по голове. Когда-то рыжие, сейчас его волосы были золотистыми из-за седины. Бард поймал пальцы Тео и поцеловал.
– Как раз на этом берегу… – прошептала магичка.
– Да, любовь моя… Мы возвращались в Вердленд, на бой с Тварями, остановились на ночлег. Чудесный был денек. Как и сегодня. Слушай, я хочу, чтобы меня тут похоронили. Сделаешь?
– Конечно. Памятник? Тридцать футов высотой, с лютней в руке?
– Мореходы, проходящие мимо, станут заиками. Нет, не надо памятника.
– Как скажешь, Рыжий.
Они лежали, прикрыв глаза, чувствуя, как тело наполняется светом и жаром южного солнца.
– Тей?
– М-м-м…
– Помнишь, я посеял очки? Вспомнил, где они.
– Хорошо. Я, честно говоря, думала, что это маленький Ронни их сцапал, опыты с линзами делать.
– Так он и сцапал. Я же говорю – вспомнил. Проходил утром по саду, а этот прохвост сидит над муравейником.
– Уши надрал?
– Зачем… естествоиспытатель растет.
– Пускай на перилах инициалы выжигает, зачем насекомых мучить?
– И то верно. Вернемся, надеру.
Тео приоткрыла один глаз, осмотрела мужнину спину и вскочила.
– Ох, Рыжий, давай-ка в тень, белокожий ты старикашка. Обгорел весь. Рыбки?
– Пожалуй…
Магичка помогла Рику подняться, отряхнула песок, протянула штаны.
– Сушняка тут много, собери для костра. Я скоро вернусь. – И направилась к морю.
Они поужинали жареной рыбкой, привезенными с собой хлебом, сыром и ветчиной. Тео разлила вино по кружкам. Выпили за детей, потом за внуков. Тео положила голову на плечо Рика, достала трубку и табак. Закурила.
– Я надеюсь, ты мне эту прогулку устроила не в честь того, что я завтра помру?