А когда на следующий день они снова отправились на охоту, охотник не сумел попасть в утку, которую и палкой можно было сшибить. Птица показала ему хвост, шлёп-шлёп крыльями и улетела в Африку. Гугуцэ помахал ей рукой на прощание. Охотник так рассердился на это, что чуть было не потребовал назад свой подарок - то самое утиное яйцо.
С тех пор Гугуцэ ходил на озеро уже не с ним, а с двумя своими приятелями. Они приходили туда раньше охотника и разговаривали с дикими утками. И утки вдруг поумнели. То ли они стали раньше замечать охотника, то ли охотник замечал их позже, чем надо, но удача вдруг ушла от него. Как ни выстрелит, так промажет.
Теперь, услышав выстрел на озере, жена охотника больше не разводила огонь в печи: знала, что муж опять промахнулся. И охотник, не видя над трубой шапки дыма, ворчал:
- Ну и пусть себе зимуют в жарких странах! Больше дров на зиму останется.
С озера охотник шёл мимо трёх холмов. При этом один холм почему-то фыркал, другой хихикал, а третий шептал: "Тсс! Тише вы!" - и негромко свистел.
Домой охотник возвращался задворками, чтобы никто в селе его не видел. Зато все видели, как в село входит Гугуцэ с двумя приятелями. А за ними, виляя хвостом, бежит охотничья собака.
ПОГРАНИЧНИК
Услышал Гугуцэ, как люди путешествуют по свету, и решил, что это занятие как раз для него.
Он гостил у дяди в Кишинёве. Там был глобус. Гугуцэ принялся его вертеть, чтобы выбрать подходящий маршрут. А потом начал тормошить дядю. Дядино село на краю земли, у самой границы, и дядя там не показывался лет двадцать.
- Сходи туда пешком! - просит его Гугуцэ. - За это люди тебе простят, что так давно не был. А у меня есть одно секретное дело на границе.
Как-то утром дядя вскочил с постели: и правда, почему бы не сходить?
Мальчику только ремень подтянуть, и он готов в любую дорогу. А дядя долго пихал в мешок продукты, котелок, подушку и ещё много чего. Гугуцэ начал уже бояться, что дядя и его самого запихнёт в мешок. Теперь вот пролезь в дверь с таким мешком. Хорошо, что Гугуцэ протолкнул дядю, иначе он бы застрял.
Сонная тётя помахала им из окон третьего этажа, а кот Тэнасе прижался носом к стеклу и долго смотрел им вслед.
Четыре ноги, две больших и две маленьких, прошли Рышкановский лес и двинулись по долине к селу Грэтиешты.
Вдруг, откуда ни возьмись, над ними появился вертолёт. Пилот, конечно, увидел, как вдоль кукурузного поля вышагивает здоровенный мешок. Наверное, он уже потирает руки: мол, попался голубчик! - и спускает верёвку с крючком, чтобы подцепить мешок.
"Эге, да под ним кто-то есть. Чего доброго, заставит, чтобы я его до дому довёз". И вертолёт - тррр! - скрывается за холмом.
Идёт дядя и то и дело косится на мальчика, надеясь, что у Гугуцэ вот-вот заболят ноги и можно будет сесть на поезд или на подводу. Но мальчик взбирается в гору, как молодой олень. Отыскал даже палку с рогулькой - поддерживать мешок, чтобы дядя отдыхал стоя.
Входят в село. Что творится с крестьянскими ребятишками! Все до одного бегут к воротам поглазеть на путешественников.
Ночевали у одного крестьянина: мягкие диваны, белоснежные простыни. Дядя всю ночь глаз не сомкнул. Наверное, стыдно было, что шёл сюда со своей подушкой.
На другой день он отвязал от мешка примус, размахнулся и запустил его в овраг. Подушку он ещё в селе положил на завалинку. Теперь Гугуцэ стало казаться, что рядом с ним шагает крестьянин из его села Трое Козлят.
Правда, заметив у дороги голубенькую шапочку чабреца, дядя почему-то снял перед цветком шляпу, как перед человеком.
- Умел бы я кисть держать в руках, - говорит дядя, - я бы нарисовал, как пахнет трава.
Солнце на закате казалось большущей клубничиной, которая вот-вот спустится в лес на Онештском холме. Дядя пел во весь голос:
Лес зелёный, вырастай,
Только дому место дай!
Гугуцэ слушал песню, а ноздри ему щекотал очень вкусный ветерок. Вот и нос пригодился в пути: с его помощью нашли бахчу. У шалаша ни души. Оказалось, там дыни: целое стадо, и жёлтые-прежёлтые, так бы вот и сел среди них и остался бы тут на всю жизнь. Если бы, конечно, не секретное дело, которое ожидало Гугуцэ в дядином селе на границе.
В ту ночь они с дядей сторожили бахчу, а на заре были уже далеко. Брюки у них вымокли от росы.
Смотрят, навстречу идёт крестьянин:
- Куда, люди добрые?
- К границе.
- А-а! Вам нужна машина!
Крестьянин указал, между какими холмами проходит шоссе.
- Нет, нам бы прямиком, на своих двоих.
Крестьянин пожимает плечами:
- К границе? Своими ногами? Неслыханное дело! Это когда-то туда ходили пешком. - Тут он понимающе улыбается и начинает шарить по карманам: - Небось, мыши карман прогрызли? Так бы прямо и сказали!
Дядя достаёт деньги, показывает их. Крестьянин мерит взглядом путешественников, а они уже вошли в чащу подсолнухов. Шли, шли по ней, пока к вечеру не добрались до Цибирики.
Заночевали у фермы на возу с сеном. Увидел их, спящих, один мальчишка, запряг двух волов и - цоб-цобе! - погнал воз по дороге.
Гугуцэ снилось, что он на качелях, а дядя от усталости храпел, положив под голову кулак и надвинув шляпу на глаза.
Когда запели вторые петухи, воз был уже на холме в Кышле. Озорник распрягает волов, оставляет воз со спящими путешественниками на самой вершине, берёт на ферме такую же телегу, впрягает в неё волов и цоб-цобе! - назад в Цибирику.
Утром люди из Кышли собрались и ломают головы: как же эти двое ухитрились втащить воз на такую высоту?
И вот Гугуцэ с дядей просыпаются, смотрят с воза на людей:
- Что случилось, люди добрые?
- Это и мы бы хотели знать, - отвечают снизу.
- Объяснение, Гугуцэ, может быть только одно. Мы с тобой, не просыпаясь, впряглись в этот воз и приволокли его сюда. Вот, оказывается, что может натворить человек во сне!
Прошли Згэрдешты, добрались до Козешт. Дядя заходит в один двор купить простокваши.
- Ай-ай-ай! Неужели вы так быстро шли, что ни одна машина вас не догнала? - удивляется хозяйка, узнав, что они идут пешком от самого Кишинёва. - А у нас, чтобы корову отвести на луг, и то на велосипед садятся!
Вечер застал их на пути к Новой Сынжерее. Дядя несёт Гугуцэ на руках, а у самого веки налились и ноги не слушаются. Качались холмы, наполовину вошедшие в ночь, качалось небо, вот-вот из его подола посыплются звёзды, так и лилась вокруг песня сверчков. Дядя увидел огонёк и повернул туда.
Утром Гугуцэ проснулся на крыше овчарни. Девочка чуть больше овечьего хвостика загоняла кнутом овец, а дядя помогал чабану их доить. "Кыш, негодник! - бросила девочка овечий шарик в петуха. Посмей только разбудить Гугуцэ, мы с тобой поговорим!" Но петух как будто знал, что путешественникам пора в Бельцы.
К обеду вышли из Бельц - шагом-арш! ать-два! - уже и Глодяны близко. Гугуцэ казалось, что он за эти дни трижды обошёл земной шар и повидал больше стран, чем их есть на глобусе; правда, во всех этих странах все говорили по-молдавски...
И вот ещё одна заря, и перед ними граница. Дядя снял шляпу. Ему казалось, что с самого детства он так и стоит на этом месте. "Один, другой, третий..." - как тогда, считает он голубей, летящих с реки. Можно представить, как заплачет мать, когда он войдёт во двор.
Тут он видит, что Гугуцэ пропал.
- Пойду взгляну на пограничников, - слышится из глубины долины.
Никто не знает, о чём говорил маленький путешественник с капитаном, но после этого капитан - хотите верьте, хотите нет выпросил для мальчика местечко на границе, и даже винтовка для Гугуцэ нашлась.
Гугуцэ глядит себе на руки, на ноги, ему бы осколочек зеркала, хоть с воробьиный язычок, чтобы лицо увидеть - он ли это стоит с винтовкой на границе? Вот оно, то секретное дело, ради которого он столько дней шёл пешком. "Ишь ты! Хозяин-то меньше винтовки!" наверное, думает вон тот ворон. Мальчик выпячивает грудь: "Кто же это, если не я?" Теперь мама доит корову. Узнай она, кто охраняет границу, бросила бы подойник и на радостях дала бы телёнку высосать всё молоко у коровы. А дедушка сказал бы бабушке: "Не ты ли, старая, нашла как-то на лице у Гугуцэ мой нос, мои уши и мой лоб?" И шагал бы дедушка по двору без шапки, чтобы все видели эти уши и лоб, и задирал бы нос как можно выше, и вытирал бы его только платочком с цветочками...