Туше. Скотина.
- Ну учи.
- Сию минуту или будешь досматривать?
Секунду Алистер разрывался между противоречивыми желаниями, но пришлось признаться себе, что "все сразу и с доставкой на дом" не получится.
- Пока посмотрю.
Ленни, с интересом наблюдавший за лицом и, возможно, эмоциональным состоянием собеседника, но сохранявший профессиональную невозмутимость несмотря на то, что и то, и другое было наверняка исключительно забавно, встал, прогулялся до стеллажа и вернулся с пачкой толстых шершавых листов и зеленой палочкой. Алистер опробовал предложенное, убедился, что палочка оставляет яркий след, вывел для практики свое имя и вернулся к экрану.
В окна заглянуло склонившееся к закату солнце, потом сумерки, потом потянуло теплым и влажным ветром, а Алистер все не мог оторваться от записи. Ни до чего страшного он пока не дошел, но интересного накопал столько, что первая пачка бумаги закончилась, а вторая, подложенная кем-то заботливым ему под руку, уже была исписана наполовину. Миэли был явно неисправим. Удобно, конечно, знать конец истории, но, кажется, и без этого можно было бы предсказать, куда заведет допрос такого пленного... Какие бредовые диалоги, их надо в рамку и на стену! Или в кино.
Пленный: У тебя болит голова?
Допрашивающий: Отвечай на вопрос!
- Я уже отвечал. Может, пересядешь? Ведь светит в глаза. Что это такое?
- Почему взорвался твой корабль?
- Он не взорвался, он ушел. Она, на самом деле. Это для записи? Или можно убрать, чтобы не блестело? А бывает другой цвет?
Параллельный разговор. Причем Миэли совершенно не рисуется, это видно с любого ракурса. Ему настолько интересно, что за приборы понапиханы вокруг и как они работают, а еще, до кучи, кто с ним разговаривает и почему у него что-то болит, что сосредоточиться на своих ответах он не может. Или не хочет? Не без того, наверное, но и не может тоже. Тут бы его и ловить, и федерала бы поймали, а имперца не получается, потому что у них какая-то своя логика... И этой логики никто пока не понял, и вот он, Алистер, тоже смотрит и не понимает, как может этот ненормальный парень сидеть в кандалах в удобном, как аппендицит, стальном кресле, лицом к лицу со своим будущим палачом, и ничего не бояться. Конечно, он не знал, как именно его будут допрашивать, а если бы знал? Может, поостерегся бы, конечно... Но самое печальное тут в том, что он отвечает на вопросы, не на все, но на многие очень важные отвечает, но у следователя есть список, который эти ответы не предусматривает. И вот несчастный следователь, сверяясь с инструкцией, все пытается вытянуть из Миэли, почему и как взорвался катер, вместо того, чтобы попытаться выяснить, почему важно, что катер не "он", а "она" и что значит для Миэли "ушел", а также "куда ушел", "зачем ушел" и "кто ему велел". А еще - почему Миэли интересуется, могут ли огоньки детектора лжи светиться другим цветом, какая ему разница? Почему он вообще все время спрашивает про цвет? Почему-почему-почему... Алистер едва успевал записывать вопросы, уже не заботясь сохранять в своих записях какое-либо подобие порядка. Потом расшифрует.
- Пауза, запомнить отрывок под номером восемь, - произнес негромкий голос у него за плечом, и картинка замерла. Алистер возмущенно обернулся и увидел за собой Райни и практически пустое помещение.
- В одной этой истории месяц. С одного ракурса, - предупредил имперец. - Умрешь от голода и жажды.
Первым побуждением Алистера было послать доброжелателя по соответствующему адресу. Благоразумие победило.
- Не умру, - проворчал он, вставая. Спина затекла, глаза устали... действительно, пора спать. Или есть и спать.
- Они тебя подождут, - пообещал имперец. - Честно-честно, я даже убирать не буду. Ленни уже сказал, что ты можешь оставить себе эту панель, если хочешь; ему все равно.
- Мне тоже все равно.
- Значит, оставляй, - улыбнулся Райни. Он, наверное, только казался тихим на фоне шумных коллег... или его потому и припахали на должность истязуемого пугала для засланных агентов. Кстати об агентах - пока здесь пусто и тихо, кроме чьей-то молчаливой тени в соседней комнате...
- Райни, а почему тебя отправили мучиться под плеть, когда вы нас выгуливали?
- Хотели вас напугать и шокировать, - охотно объяснил имперец.
- Это я понял. Но почему именно тебя?
- Не обязательно было меня; кого угодно.
Этот диалог называется "добро пожаловать обратно в запись"...
- Ну, вы же как-то решали, кого именно.
- А. Кто-то очень хотел с вами погулять, - начал объяснение с какого-то странного конца шпион. Алистер решил прикусить язык и послушать. - Алли, например. Он сидел как на иголках, никак не мог дождаться, пока Райвен разрешит. Или, как Ленни, хотел попробовать создать атмосферу напряжения и принуждения, без угроз, просто состояние. А мне это не очень нравится, я люблю... чистый поток информации, без эмоций. Вот собирать твою биографию по официальным источникам было интересно. И посмотреть на вас хотелось, но я на всех потом спокойно посмотрел, и в городе, и у Бенджамена, и в камерах. Поэтому мы решили, что Алли и Ленни поведут тебя гулять, а мы с Тамиром организуем сопутствующие эффекты. И со всеми остальными группами так же.
Распределение обязанностей по наклонностям. Непонятно, что это объясняет, если вообще объясняет, но зато понятно, что их нужно слушать. Внимательно и до конца. Если бы кто-то додумался сделать это с Миэли, может, и узнали бы что-нибудь стоящее.
- То есть это не было малопрестижное задание, а просто потому, что тебе неинтересно остальное?
- Остальное мне меньше интересно, - признался Райни. - А что такое "малопрестижное", я не понимаю.
- Не имеющее статуса, незавидное.
- Я знаю словарное определение, - возразил имперец. - Но не понимаю смысла. Как может быть статус у работы? Незавидное - да, в том смысле, что мне не было жалко, что я не на их месте.
- Совсем не было? - уточнил Алистер. Объяснять собеседнику, насколько неправильно он понял эпитет "незавидный" в данном контексте, было если не совсем бесполезно, то, по крайней мере, долго.
- А почему ты так удивлен? Я же сказал, что не хотел тебя прогуливать.
- Я удивлен, потому что тебе наверняка было больно. Или ты заранее принял лекарство?
- Разве это больно! - улыбнулся Райни. - Это ерунда. Хороших обезболивающих лекарств у нас в любом случае нет.
- Почему?
- Не знаю. Не получается сделать.
- А использовать наши?
- Не знаю, - повторил Райни. - Наверное, почему-то нельзя. А может, никто все ваши не проверял. Про тебя спрашивала Гиата, я чуть не забыл сказать.
- Передавала что-нибудь?
- Что будет у дома ночью. И утром.
- Одна?
- Она не сказала, но Бенджамен вывел гостей на очередную прогулку, и, по-моему, Таиша с кем-то познакомилась. Посмотреть, с кем и насколько близко?
- Не надо, - отказался Алистер, хотя интересно было ужасно. Но шпионить за любовницами нехорошо, а сомнений в том, что девушки с удовольствием променяют или, еще лучше, совместят его с новыми игрушками, и так не было, - Тогда я пойду к ней... Слушай, Райни, а почему она через вас все передает?
- Ей удобнее через живого человека. Контакт с техникой - странный, не всем нравится и не у всех получается.
- Телепатический контакт? - уточнил Алистер.
- Телепатический тоже. Если бы у тебя был нормальный коммуникатор, ей было бы легче, а этот очень... инертный. Медленный.
- Нормальный - это какой?
- Какой мы себе делаем, - Райни продемонстрировал неширокий браслет на запястье. Такой же был у Бенджамена - кстати да, это же тоже был коммуникатор!
- А почему мне такой нельзя?
- Можно, только он тянет энергию и жжется от перенапряжения.
- В смысле?
- Ну, работает частично за твой счет. Симбионт, как катер или машина дальней связи.
Если бы Алистер не опирался на стол, он бы, наверное, упал. Ну, или, по крайней мере, сел. Все сюрреалистические неясности имперской техники: жесты, разговоры и свист Ленни, телепатические "приказы" всех остальных, "он и она" Миэли сложились, наконец, в непротиворечивую версию.