— Нет. Меня к нему не пустили. Я передал мандарины и ушел. Чтобы использовать Лобана с пользой для конюшни, его нужно зачислить на штатную должность, а вакантных должностей у нас нет.
— Вакансия не проблема, должность можно придумать.
— Можно.
— Например — представитель председателя ФУФЛА в сборной.
— Было бы чем платить.
— Для Лобана деньги найдутся.
Ясно. Его потайные мысли предательскими зайчиками отражались на потолке, только успевай читать. Председатель Сур собирается подсунуть мне Лобана, чтобы он водил меня, контролировал и составлял отчеты для председателя Сура. Глаза и уши председателя Сура. Но, во-первых, Лобан на это не пойдет. Да, он человек с тяжелым характером, но не филер и не стукач, а Игрок; он предан футболу, а не председателю. Во-вторых, Сур зря суетится, он даже не представляет того, что обрушится на конюшню в ближайшем будущем. Ему приоткрыли замочную скважину, он что-то увидел, унюхал, учувствовал, но не понимает, что именно.
— Ну, через две недели вы сами потолкуете с Лобаном, и все сами решите, — заторопился председатель Сур и рассеянно отодвинул черную тетрадь.
ЖДЕМ ЛОБАНА.
ПОДОЗРЕВАЮ ВСЕХ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ. Тренируемся потихоньку. Тренировки проходят вяло. Это понятно — праздновать было скучно, значит, сейчас лень работать. Все ленятся, даже Войнович. Все ждут появления Лобана.
Дядя Сэм усиленно ищет для нас спарринг-партнеров, но никто не хочет с нами играть, чтобы не заразиться от нас невезухой; даже страхолюдные гомики и даже милые моему сердцу любители-морячки считают нас прокаженными.
ТРЕНИРОВКИ. Играем до одури в пляж-болл и ждем Лобана. Вот приедет Лобан и что-то скажет. <...>
ТРЕНИРОВКИ. <...> Когда за ними наблюдаешь, делают все старательно. Только отвернешься — волынят, стоят, зевают, чешутся. Я все вижу! <...>
И т.д. в том же д.
ШЕФ-КОК БОРЩ на камбузе тихо матерится в пустые кастрюли, но эхо разносится по кают-компании. Борщ собирается приготовить для Лобана вегетарианский обед (на первое — говорящий суп, на второе — бамьи по-трансцендентальски, на третье — компот из райских яблочек), как вдруг вспоминает, что Лобан ест только сырое:
— Стоп, я забыл, что он сыроед!
— Вот и приготовь ему что-нибудь с сыром. Сырники, например.
— Не остроумно. Он же не ест вареного!
— После Приоби Лобан жрет все, что дают. Я уже узнавал, — успокаиваю я шеф-кока.
— Тогда к трансцендентальным бамьям я сделаю взрывкотлеты, — обрадовался шеф-кок.
— Это что?
— Котлеты ударные, по-саперски.
— Они не опасны?
— Если соблюдать технику безопасности.
Не забыть снять пробу с бамьев. И с этих... саперных котлет. Это что еще за кулинарные новости? Лобан разборчив в еде — ест все, что дают, а все, что не дают, не ест.
Заняться нечем. Ждем Лобана.
Шел по коридору, встретил Ворону. Посмотрел ей вослед. Вот кого я еще не подозревал. Вернулся в комнату и открыл черную тетрадь.
ВОРОНА. Фройлен фон Дюнкеркдорфф. Тиффози называют ее Вороной. Вся в черном и в сером. Очень уважаема всей конюшней. Пресс-атташе. Связи с общественностью. Библиотекарь. Советует всем прочитать книгу Лобана «Футбол — это война». Жеребцы, кроме Войновича и Ваньки Стула, совсем ничего не читают. Переводчица-полиглот (слово «полиглот» у меня всегда ассоциируется со словом «троглодит»). Редкий синий чулок из футбольных журналистов, хотя у нее только бантик синий, а чулки у нее серые, шерстяные. Кстати, о фужерах. <Есть еще одни фужеры со своим стойлом — Футбольное Управление Жертв Революции. Когда-то они ходили в чемпионах Северо-Западной Конференции, а сейчас играют то ли в 5-й, то ли в 6-й лиге, — совсем слабенькие.> Футбольных журналистов бьют, берут в заложники, судятся с ними, фужеры везде суют свой нос. Однажды Ворона полгода провела в какой-то черной дыре, куда ее упаковали какие-то злые оборвары и, по слухам, изнасиловали (что вряд ли, она была бы счастлива). Отдали без выкупа. У фужеров свои профессиональные шаблоны. Одни пишут красиво, с пафосом. «Тренер взошел на капитанский мостик» — это означает, что тренер сел на скамейку запасных и сейчас начнется игра. Фужеры пишут книги за великих игроков или тренеров. Потому что игроки и тренеры часто двух слов не могут связать. Этот процесс называется «литературная запись» — фужер задает вопросы, тренер или игрок отвечает, фужер записывает, а потом правит, добавляет, зачеркивает. Начинают обычно «аб ово»(от яйца). Читать, в общем, скучновато — если пишут «трудное детство», значит, читай, хулиганил и имел приводы в детскую комнату полиции; если «дворовой футбол», значит, с утра до вечера гоняли пузырь на пустыре и пропускали уроки; если малец стал «учеником слесаря», значит, был выгнан из школы и направлен в какое-то ФЗУ (Футбольно-заводское училище) или прямо на какой-нибудь Гвоздильно-проволочный арматурный завод, где начал играть за юношескую заводскую команду «Арматура-3», — то-се в разных вариациях. Строгий отец, добрая мать. Если строгий отец — значит, читай, батька драл будущего великого футболиста, как Сидорову козу. Ну и футбольная теория — «Бей-беги». Ну и футбольная философия — «Пузырь круглый, полигон кривой» — сойдет за философию. Я, конечно, преувеличиваю — среди фужеров есть и настоящие профессионалы, они формируют мнения тиффози, их даже бывает интересно читать; но настоящей пользы для тренера в этой литературе нет, а только засорение унитаза. (Мой первый наставник Сан Саныч-сан говорил, что мысли в голове, как вода в бачке унитаза, должны накапливаться плавно, с веселым журчаньем, потом затишье и — победоносный переход количества в качество: грохот, обвал, водопад, симфония! Так говорил Сан Саныч-сан.)