Выбрать главу

Остальное известно — вдвоем на одной фуфайке далеко уйти не смогли, пришлось три месяца квантоваться по поверхностному барьеру через всю Приобскую диаметраль в сто пятьдесят градусов мороза — и это без когерентных лыж! — пока не вышли в район Верхней Варты. Потом наступил Абсолютный Нуль, изодранная фуфайка почти заглохла, они уже превратились в двойную ледяную комету и еле тянули до СОС-форпоста на одном сопле. Войти внутрь уже не смогли, но Корова поскреб обмороженным пальцем по обледеневшему иллюминатору, пограничники — уже отходившие ко сну — выбежали и затащили их внутрь.

ПРОБЛЕМА АМУНИЦИИ И СНАРЯЖЕНИЯ.

ИСПЫТАНИЕ ФУФАЙКИ. Ночь. Сириус очень хорош! Он, как переливающийся бриллиант, рядом с ним все звезды кажутся блеклой дрожащей слюдой. Без дураков: очень красиво!

Сегодня мне дали примерить две экспериментальные фуфайки, которые Лобан и Корова изодрали в Приоби. Изделие называется «Фуфайка Гусочкина». Жалкое зрелище, изодраны вщерть, действует только вторая, и всего лишь на 20 процентов КПД, но когда я примерил это рванье и чуть-чуть поддал газ, то сразу очутился где-то за орбитой Плутона с Хароном в Облаке Оорта. Даже не сразу сообразил — где я?! Рядом тускло светился какой-то ржавый астероид... <...>

<ЛАКУНА: «...как потом оказалось, это был алмазный астероид О'к-Аллисто, будущая столица всего Диффузионного проекта».>

— Ты где?! — орал Лобан. — В ней нельзя газовать, в ней думать, думать надо!

Я был в восторге. Я размышлял: в этих фуфайках конюшня получает свой Шанс и может выиграть чемпионат — даже у федералов. Нам только надо выиграть все оставшиеся игры — и чтобы никаких технических поражений. Открытие Гусочкина просто и гениально: он проложил двойную ткань стекловатной подкладкой и прострочил ее на «зингере» силиконово-стальной проволокой. Ч@рт-те что, до чего просто! В этих фуфайках можно осваивать даже тонкий подпространственный диапазон по шкале Клопштока, а ведь мы туда никогда носа не совали. Из диффузионного текстиля можно и бутсы производить, и трусы, и гетры, и перчатки, и теплое белье. Нам нужно, как минимум, одиннадцать таких фуфаек. Это единственный Шанс. Недаром Приобский Хант как с цепи сорвался. Даже фуфайки федералов по сравнению с ними — детские игрушки. Значит, придется строить текстильный завод — раз, обувную фабрику — два, пю-мюзонный синхрофазотрон с циклическим выходом — три. Кто это будет делать и на какие шиши?

<ПРИМ. Я тогда еще не знал, что из-за этих Коровиных фуфаек, и не только из-за них, нам придется создавать целую — даже не промышленную отрасль — Промышленную Империю.>

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЛОБАНА КОНЮШНЕ. Наконец состоялась презентация Лобана. Собрались все, даже Войнович пришел. Председатель Сури'Нам, хоть и большой любитель всяческих презентаций, на эту не приехал.

— Делайте как знаете, я на все согласен и все подпишу, — сказал он и не приехал.

Все сидели угрюмо и настороженно, кто-то поджимал ноги, все поджали хвосты. Я думал, что они уже жеребцы, а они еще сосунки-жеребята. Допрыгались! Я ведь предупреждал: вот придет Лобан, и тогда вы поскачете вдоль по Питерской и попляшете кровавый краковяк!

Презентация была сверхкороткой. Я сказал несколько вступительных слов. Говорил один Лобан, вопросов ему не задавали. Речь Лобана была весьма неожиданной. Оказывается, Лобан не столько болел у нас в эти три дня, сколько приглядывался к конюшне. Он все обдумал. Он отказывается брать конюшню. Ему надоело возиться с ними. Все равно ничего хорошего не получится. Разошлись в задумчивой тишине. Я поднялся к Лобану. Я так ничего и не понял.

— Что случилось? Что изменилось за эти три дня?

— Ничего, — ответил Лобан. — Хотелось, да расхотелось.

— Дженераль знает о твоем решении?

— Еще нет, но он предоставил мне право решить самому.

— Может быть, тебя надо упрашивать? — спросил я, бухнулся перед ним на колени и завыл: — Возьми конюшню, отец родной!

— Не юродствуй, — сказал Лобан. — Выйдем на свежий воздух.

Вышли на свежий воздух. У Лобана, как воспоминание о его приобском побеге, вспух третий подбородок, висят розовые щеки, торчит синий облупленный нос с розовыми прожилками — не хуже носа любого заправского пьяницы, но эти подбородки, щеки и нос являются результатом сильнейшего обморожения, а не пьянства.

Я опять начал его уговаривать:

— Ты должен взять конюшню. Тут ничего другого не придумаешь, я свое отыграл. Я отвалял дурака на все сто процентов.