Последняя сцена была жуткой. Не пожелаю себе такого. По узкому бетонированному тоннелю брел человек. Он издавал какие-то нечленораздельные вопли — смесь проклятий, рыданий и стонов. Через каждые два-три шага он изо всей силы бил кулаком о шершавую поверхность стены, оставляя на ней кровавые отметины. Это был Главный тренер федералов.
ПРЕЗИДЕНТСКАЯ УСТАНОВКА НА МАТЧ СМЕРТИ.
С установкой на Матч Смерти тянуть уже было нельзя. Я не знал, как ее провести. Я не знал, как смотреть команде в лицо. Мы впервые вышли в финал чемпионата Вселенной. Я не мог, не хотел, не умел проводить установку на сдачу финального матча. Узнай об этом Лобан — он бы меня пристрелил и сам тут же застрелился бы. Я крутился, как вошь на гребешке. Наконец, поехал к президенту д'Эгроллю, вошел без доклада и объявил, что снимаю с себя все звания и полномочия, но его секретный протокол с Хантом оглашать команде не буду.
-А зачем оглашать команде? — ласково спросил Президент.
Он выдержал паузу, и я, наконец-то, понял, почему его выбрали Президентом. Оказывается, д'Эгролль был очень неглупым человеком.
— Поехали на «Маракканну», — сказал он.
— Дождь на улице, ливень, — сказал я. И тут же понял, почему меня никогда не выберут Президентом.
Мы приехали на «Маракканну» в моем лендровере, под ливнем, в плащ-палатках, на нас никто не обратил внимания.
— Пригласите кого нужно, — устало сказал Президент. — Трех человек достаточно.
— Достаточно двух, — сказал я. — Голкипера и центрального защитника.
— Отлично. Я буду молчать. А вы им все скажете, — и Президент положил на стол две сафьяновые коробочки с орденами Почетного Легиона.
Я пригласил к себе в комнату Макара и Ираклия. Они увидели Президента, мою рожу и коробочки с орденами.
— Ребята... — сказал я.
<...>
То, что я им говорил, я уже точно не помню. Я скверно себя чувствовал. Они на меня не смотрели, а переводили взгляд с Президента на коробочки. Когда я закончил, они посмотрели друг на друга, и Макар произнес:
— Мы подумаем.
— Ребята, о чем вы собрались думать?! — не выдержал Президент. — Судьба Вселенной в ваших руках!
— Мы подумаем, — упрямо сказал Макар.
— О том, как получше сдать игру, — объяснил Ираклий.
Президент кивнул и пожал им руки.
А я спрятал коробочки в сейф.
НАЧАЛО ОПЕРАЦИИ «БЕЛАЯ НОЧЬ». Основной обоз добирался до Приоби целый месяц. Под видом Высокого посольства к Вездесущему Ханты мы (обозом руководил дядя Сэм) буксировали две вакуумно-диффузионные «штуки» — в центре обоза в стоге сена везли основную, чистенькую 40-кубо-миллиметровую «Афину», а в возе навоза — запасную (первую, экспериментальную, грязную) «Фрау», и все причиндалы к ним, занимавшие 5 тысяч железнодорожных вагонов-контейнеров. Вдогонку досылали всякие забытые мелочи. Так, например, шеф-кок Борщ забыл на «Маракканне» свой черпак — в полуголодном Приобском Хантстве это была важная мелочь — и черпак прислали дополнительным рейсом. Путешествие было нелегким. <Оно описано в академическом издании.>
Главные специалисты приехали в Хантство скрытно, за три дня до Матча Смерти; всех участников операции — спец-отряд, бессмертных, руководящий состав, подсобные службы, технический персонал — везли разными трассами в разных автобусах — автобус на двух-трех человек, чтобы при случае дорожной катастрофы или, того хуже, нападения каких-нибудь потусторонних наблюдателей жертв было по возможности меньше и чтобы они (жертвы) были ЗАМЕНИМЫ. Я ехал в одном автобусе с бабой Валей и тетей Катей. Они несли ответственность за эластичную ленту Мебиуса в «рогатке». Ее, ленту Мебиуса, плели бригады под их руководством. Женщина в автобусе — плохая футбольная примета. Но я уже стал немного разбираться в математике и решил, что две женщины — минус на минус дает плюс. Все обошлось без эксцессов. На границе нас встречали Сам Его Величество Вездесущий хант Ханты-Приобский — в медвежьей шубе и в оленьих унтах, хантыйский посол в Метрополии (уже третий по счету) — в ботиночках, в застегнутом на все пуговицы френче и с кинжалом на боку, и наш Временный посол в хантстве дядя Сэм — в «аляске» и в белых валенках. Дядя Сэм уже все подготовил.
Все было готово.
В ХАНТСКОМ-ЮРТЕ. Не могу не вспомнить обстановку в Хантском-Юрте. Мелочь, а неприятно. В центре Юрта пылал костер, над ним на вертеле жарился баран. По кругу — ковры и диваны, диваны и ковры. В розовый цветочек.