Через восемь дней после того я снялся с якоря, увозя с собою мою тигрицу, никогда со мною не разлучившуюся. Однажды ночью вблизи острова Борнео она спасла мне жизнь. Мой бриг был застигнут полным штилем в трех лье от острова. Около полуночи, так как вся моя команда, состоявшая всего из двенадцати человек, уже спала, сотня пиратов внезапно проникла на палубу моего корабля, убив и бросив в воду стоявшего у руля сторожевого матроса. Это убийство произошло без малейшего шума и так быстро, что никто не мог броситься на защиту несчастного. Тотчас после того пираты бросились к двери моей каюты, намереваясь взломать ее. Но Луизон спала внутри каюты, около моей кровати. Шум разбудил ее, и она начала грозно рычать. Через две секунды я уже был на ногах с револьвером в каждой руке и держа в зубах абордажный топор. В тот же момент пираты, взломав дверь, ворвались в мою каюту. Первый приблизившийся пал с размозженной выстрелом головой; за ним был убит другой. Третьего задушила Луизон. Я раскроил ударом топора череп четвертому и выскочил на палубу, сзывая своих матросов. В это время Луизон совершила чудеса. Одним натиском она свалила на пол трех малайцев, погнавшихся за мною. Вслед за тем одним прыжком она влетела в кучу малайцев и работала с быстротою молнии. В две минуты она растерзала шесть пиратов. Несмотря на то что она много потеряла крови от трех ран, Луизон продолжала сражаться настолько же яростно и прикрывала меня своим телом.
Наконец появились мои матросы, вооруженные револьверами и толстыми полосами железа. С этого момента победа была решена. Моментально двадцать пиратов брошены были в реку. Остальные сами бросились в воду, спеша вплавь добраться до своих баркасов.
Оказалось, что мы потеряли всего одного человека, именно рулевого. Можете себе представить, как я ухаживал за Луизон и с какой заботливостью перевязывал ее раны. После этой ночи, когда она заплатила мне долг свой, дружба наша была на жизнь и на смерть, и мы никогда не разлучались, а потому, господа, прошу извинить меня, что я осмелился привести ее сюда. Я оставил ее в передней, но швейцар, вероятно, увидев ее, испугался, запер двери и распорядился бить в набат, призывая на помощь.
— Все это, милостивый государь, — сказал председатель спокойно, — не оправдывает вас, так как по вашей вине, или по вине мадемуазель Луизон и швейцара, нам пришлось провести так много времени в обществе свирепого животного, причем наш обед остыл…
При этих словах господин президент Академии наук и города Лиона был прерван необычайным шумом. Послышался бой барабанов, и все академики смотрели в окна.
— Да будет благословен Бог! — воскликнул несменяемый секретарь. — Явилась военная сила, и мы близки к освобождению.
Действительно, три тысячи человек переполнили площадь и смежные улицы. Отряд пехоты находился в авангарде и, стоя против Академии, заряжал ружья.
Вдруг комиссар полиции, опоясанный трехцветным шарфом, выступил вперед и, сделав знак барабанам замолкнуть, сказал громким голосом:
— Во имя закона, сдайтесь!
— Господин комиссар! — закричал президент из окна. — Речь идет не о сдаче, а о том, чтобы были открыты двери.
Тогда комиссар подал знак слесарям, которых он захватил с собою из предосторожности, узнав, что швейцар Академии всякими способами забаррикадировал двери. Когда это приказание было выполнено, офицер, командовавший отрядом, крикнул:
— Ружья наготове.
Он приготовился расстрелять Луизон, как только она появится.
— Господа! — сказал Коркоран академикам. — Теперь вы можете выйти отсюда. Когда вы будете в безопасности, я выйду вместе с Луизон, так что вам нет оснований чего-либо опасаться.
— Будьте в особенности осторожны, капитан! — сказал президент, пожимая Коркорану руку и прощаясь с ним.
Академики поспешно ушли. Луизон изумленно на них поглядывала и, по-видимому, готова была броситься им вслед, но вовремя была сдержана Коркораном.
Как только они остались вдвоем, капитан подал знак тигрице войти обратно в зал заседаний, а сам подошел к крыльцу, чтобы поговорить с комиссаром.
— Господин комиссар, — сказал он, — я тотчас тихо и спокойно уведу отсюда мою тигрицу, если мне пообещают не сделать ей ни малейшего зла. Обещаю вам тотчас отправиться с ней прямо на мой пароход, находящийся у берега Роны, и обязываюсь запереть ее там в моей каюте, так что она никого не обеспокоит и никого не испугает.
— Нет, нет! Тигра надо убить! — вопила толпа, радовавшаяся при мысли увидеть охоту на тигра.
— Отстранитесь, сударь, в сторону! — крикнул комиссар Коркорану.
Капитан снова попытался уговорить оставить в покое тигрицу, но не мог убедить непреклонного представителя власти.