Закончив записи, берусь вымолачивать из шишек и сушить орехи: подвешиваю их в шалаше в узелках из купола парашюта. Эта работа заняла весь день. Пятого сентября погода такая же пасмурная, и я после завтрака, сидя в шалаше, привожу в порядок список растений, обнаруженных в этих местах. Здесь ничего не было нового и незнакомого, но часто удивляло то, что рядом с обитателями таежной флоры, точно приехав в гости, растут степные васильки, щучка, гулявник, лебеда, щирица, жабрей и другие южные растения. Они встречались на илистых наносах и смывах, на высохших болотцах.
И не трудно догадаться, что переносчиками семян и сеятелями были перелетные птицы, еще весною питавшиеся на озерах и полях юга и принесшие сюда семена в своих зобах и желудках. Ботаники знают много растений, семена которых прорастают только после того, как побывают в желудке птицы.
Под утро следующего дня по падям и распадкам несмело прополз заморозок, посыпав белой пылью сочные листочки трав. И хотя солнце взошло по-летнему бодрое и упрямое, весело заиграло в мириадах капелек росы, листья многих трав потемнели, стали как обваренные и безжизненно повисли на своих стебельках. Так пришел первый утренник.
Вечером седьмого сентября слабый ветерок с севера принес холодную струю - первый подых лютой северосибирской зимы. В воздухе, освещенные солнцем, поплыли белоснежные паутинки с пауками-путешественниками. Отдав свою судьбу в руки ветра, они неслись на юг, в неведомые им края. И как хочется подняться на послушной машине в голубое, по-осеннему высокое и просторное небо и полететь к людям, к работе, к товарищам, к Светлане…
Среди сочной зелени листьев березы и осины в этот день появилось много желтых, оранжевых и даже красных листочков. Некоторые опали и уже желтеют на зеленой перине мха и среди травы. Еще бойко выстукивают свою вечернюю "песню" дятлы, но гуси и утки как-то насторожились и притихли.
Уже давно скрылось за горизонтом солнце, потухла багровая заря. На потемневшем небе зажались частые белесые звезды, но идти в шалаш не хотелось. Спокойным сном уснула тайга. Лишь изредка дохнет она упругой ночной прохладой, словно шепчет - "не забывай - идет зима!".
Мне часто приходилось слышать рассказы о страданиях и гибели в тайге людей, оставшихся без пищи и соли, без огня и крова. Я верил рассказам, жалел пострадавших и при походах на охоту побаивался забираться в незнакомые дебри. Но теперь знаю, что только растерявшийся или крайне ленивый человек может погибнуть в тайге. Не растеряешься - найдешь соль и мясо, яйца и рыбу, хлеб и картофель. А грибов и ягод, плодов и орехов здесь так много, что каждый квадратный километр может прокормить не меньше, чем полсотни человек. Конечно, тайга не рынок. Здесь не выносят в кузовках и не отмеряют гранеными стаканами дары природы. Но потрудись - и получишь рубиновую малину и душистую клубнику, углистую чернику и сизую голубику, нежную бруснику и целебную клюкву, костянику, черемуху, сибирские яблочки, шиповник, облепиху, рябину, кедровые орехи…
Правда, все это есть только летом. И я, конечно, могу спокойно прожить зиму в шалаше, если заготовлю все. В шалаше?.. Спокойно?.. Зиму?!.. А потом, а дальше?.. Нет, нет!.. Я сделал здесь все, что мог, и ни одного дня не останусь ждать еще!
В ПУТЬ-ДОРОГУ
И вчера, так же на рассвете, я выходил из шалаша с трехпудовой ношей за плечами, чтобы вернуться сюда лишь тогда, когда найду реку или речку, вернуться за продуктами, имуществом и солью, звонкий шелест сухих опавших листьев гулко оповещал тайгу о каждом шаге. Он ударялся о колонны стволов, опять возвращался ко мне шипящим эхом, сливался со звуками шагов, и в ушах уже слышалась унылая мелодия осенней песни: "Скоро зима… зима… зима… Скоро зима!.." Зима?! Значит, может быть, сюда больше не вернусь? А как же узнают те, что побывают у шалаша после меня, кто и зачем там жил?
Опять вернулся к шалашу и, сняв рюкзак, взялся за работу.
Только с наступлением темноты новый сосновый столб был врыт в землю. С зачищенной площадки столба на поляну глядела вырезанная ножом надпись.
Товарищи!
За озером в зыбуне - потерпевший аварию самолет. К нему вешки. Подход только зимою. Сообщите в ближайший совет или военкомат.
Капитан Кузнецов.
И ниже:
Геологам!
Здесь в овраге найдены крупные самородки золота. Соленая вода в соседнем овраге слева.
День не потерян. Работа принесла приятную усталость, и я уснул рано и крепко. А сегодня на рассвете, завалив проход в шалаш, уже надолго, а может быть, и навсегда оставил обжитое место. В начале было как-то радостно, и я даже насвистывал веселую песню, а когда шалаш остался далеко позади, на душе стало так тяжело, будто покинул родной любимый дом.
В тайге сыро, темно и неуютно. Невидимый туман мелкими капельками липнет к ресницам, бороде, одежде. Набухшие листья бесшумно вдавливаются в землю, и даже ветви ломаются под ногами без треска. Взбираюсь на первый, знакомый по походам увал. Его вершину уже осветило взошедшее бледное, какое-то виноватое солнце, и серая пелена тумана распалась на огромные рваные клочья. Они медленно катятся по вершинам деревьев в пади и распадки, чтобы спрятаться там на весь день в известные только им убежища.
Уже отдохнули плечи, и под мокрую от пота рубашку забрался холодок, но уходить с увала не хотелось. Куда ни взглянешь с высоты - ласкают взор чудесные картины осеннего леса. Кажется, что природа в огромной картинной галерее выставила для показа все свои красоты, созданные за короткое, но щедрое теплом и светом северное лето. И каждый участок пейзажа так и просится увековечить его в золотой раме.
Куда идти? - встает вопрос. С увала речки не видно.
Все главные реки Сибири текут с юга на север. Справа и слева голубыми извилистыми жилами к ним идут многочисленные притоки. Значит, притоки, как бы не извивались по тайге, текут с востока к западным и с запада к восточным берегам великанов. Чтобы скорее встретить приток большой сибирской реки, надо идти на юг или на север. Вероятнее всего я нахожусь слева от большой реки не меньше как за четыреста километров от ее берегов и где-то севернее шестьдесят второй параллели. Остается только надежда встретить безымянную небольшую речку, воды которой смогут доставить меня к голубой реке. Но идти надо так, чтобы, если притока здесь и нет, все же выйти к ее берегам.
И я пошел на северо-восток. В шалаше остался весь запас продуктов на зиму: рогозовая мука и клубни стрелолиста, копченая колбаса и рыба, медвежий окорок, сушеные грибы и ягоды, кедровые орехи и черемша. Кроме того, там осталось два горшка и глиняные кружки, медвежья шкура, коллекция грибов, самородки золота и все записи на бересте. За всем этим - если останусь жив-здоров - мне придется приходить, и я отмечаю свой поход затесами на стволах, указывая все повороты.
Звериная тропа вьется змейкой между гигантскими стволами лиственниц и сосен. Только изредка встречается береза и совсем уж редко - кедр. Чем ближе к пади, тем меньше сосен; наконец сосна, словно не решившись бежать под гору, осталась позади. Низинные места сплошь заняла лиственница. Это героиня наших северных лесов. Ее корни проникают в любую щелочку земли, стойко переносят излишек влаги и сильные холода, находят пищу среди камней и валунов, даже вечная мерзлота под нетолстым слоем талой почвы для них не преграда. Увалы и теплые склоны, песчаные возвышенности и богатые пищей почвы равнины занимает более нежная сосна. Но она не живет одна. Точно приветливая хозяйка, сосна приютила своих сородичей - ель и кедр, изредка - пихту. Вместе им веселее и легче устоять против невзгод капризной северной природы. И не во всем сосна уступает красавице севера - лиственнице. Она одевается толстым слоем коры и легче переносит пожары. При лесном пожаре бывает так, что гибнут почти все породы, а сосне - ничего. Живые ткани ее не испеклись, их защитила кора. И сосна стоит с обугленными черными стволами, по-прежнему растет и зеленеет. Но не будь лиственницы - места с холодными почвами и близкой вечной мерзлотой оставались бы голой пустыней и тундра подходила бы близко к южным районам. А так всюду лес и лес… И сколько древесины, сколько богатства!..