Орех от неожиданности крякнул. Мускулы на его руке вздулись буграми, потом опали, не выдержав тяжести, и Митуа, с орехом в руках, кувыркаясь, полетел вниз. Недалеко от дерева высилась навозная куча, в которую прямо головой и угодил Митуа. Он долго болтал ногами, стараясь высвободить голову, наконец кое-как выбрался из кучи. Глаза, уши, рот Митуа были забиты навозом, но зато орех был у него в руках. С трудом отряхнувшись от навоза, Митуа пошел домой.
Долго сотрясалось от рыданий старое ореховое дерево, покрывая пожухлыми листьями всю округу. Сбылись его дурные предчувствия: орех — единственный наследник и надежда на старости лет — попал в руки пузатого негодяя.
3
А Митуа пришел домой, сияя от радости. «Эй, жена, посмотри, что я принес!» — крикнул он еще от ворот. Во двор вышла толстуха, закутанная в шаль. Лицо ее было кислое, будто она выпила бутылку уксуса. «Что ты еще притащил, глаза б мои тебя не видели». «Нет, ты только погляди, что я принес!» — не унимался Митуа. «Эка невидаль, что я, арбуза не видела, подумаешь, удивил». — «Да какой же это арбуз, — загоготал Митуа, — из этого арбуза котел сациви сварить можно, ха, ха, ха! Режь индюка!» — «Уй, да ведь это и впрямь орех!» — «Еще бы не орех, а ты думала!» — «Он, наверное, трухлявый», — нашлась жена.
Митуа, не обращая внимания на ее ехидное замечание, гордо прошествовал в комнату. «Тащи пестик от ступки, я его мигом расколю», — приказал он жене. Жена, огорошенная видом ореха, вскоре вернулась с пестиком. Митуа положил орех на стол и, примерившись, нанес удар по ребру.
Орех, как безумный, выскочил из-под пестика, врезался в стекло серванта, разнес его вдребезги, на мелкие черепки перебил всю посуду и преспокойно улегся на нижней полке.
Жена истошно завизжала и стала бить себя кулаками по голове.
Глаза Митуа налились кровью. «Молоток неси!» — заорал он благим матом. Жена, продолжая колотить себя, бросилась исполнять приказание мужа. Митуа снова положил орех на стол.
Жена принесла молоток. Митуа схватил его, поднял высоко над головой и опустил на орех. Раздался ужасающий треск, а вслед оглушительный взрыв. Это от удара развалился стол, а орех, словно снаряд, пробил экран телевизора и переломал ему все внутренности. Митуа, разинув рот, все еще стоял с молотком в руке, а жена, истошно воя, царапала щеки ногтями.
Митуа вконец озверел. Он схватил орех, закрутился на месте и швырнул его в стену. Но орех разбил окно, вылетел во двор, пробил по пути еще и забор, который рассыпался костяшками домино, а затем, перелетев через дорогу, ворвался в здание старой, покинутой мельницы и грохнулся на пол.
«Сациви ему захотелось! Все в доме разнес, толстопузый! Я тебе покажу сациви!» — Жена, вцепившись в густые волосы Митуа, драла их, как свалявшуюся овечью шерсть…
4
А между тем в мельнице царил переполох. Крысы и мыши, давно ставшие единственными ее обитателями, насмерть перетрусили, когда нежданно-негаданно в мельницу влетело нечто круглое и большое. Они кинулись врассыпную и юркнули в свои норки.
Орех лежал посреди мельницы и озирался по сторонам. Потом попробовал докатиться до порога, но болели бока, ушибленные за день. Тогда он закрыл глаза и постарался уснуть, но это ему не удалось.
Крысы и мыши постепенно успокоились и, поняв, что опасность им не грозит, осмелели, а одна из крыс, самая сильная и смелая, даже подбежала к ореху совсем близко и обнюхала его. «Да это же орех!» — воскликнула крыса и от радости пустилась в пляс. «Орех! Орех!» — запищали крысы и мыши, выскочив из норок. Они в три ряда окружили орех и устроили вокруг него веселый хоровод. Ведь такое лакомство им даже не снилось. Напищались, наплясались, устали. Тут Самая Смелая Крыса спрашивает: «Что с ним делать будем?». «Разгрызем и поделим поровну!» — хором отозвались крысы и мыши. «Так за дело!»
Крысы и мыши со всех сторон облепили орех, навострили зубы и ну грызть скорлупу. Грызли, грызли — все зубы поисточили, обломали, а скорлупа, как была, так и осталась — ни дырочки, ни трещинки. «Так не пойдет, — заявила Самая Смелая Крыса, — силой тут ничего не добиться, хитрость нужна». Утомленные грызуны грустно разбрелись по своим норкам — вот он, орех, а поди доберись до него. Стали думать-гадать, как орех разбить. И так крутили, и эдак — ни до чего не додумались.