Чуи отвечал запинаясь:
— К тому… что… что… нужно найти что-нибудь съедобное. У меня есть две длинные задние лапки… Вы…
— Хватит, я уже понял твою выдумку! — перебил я его. — Ты решил, что из нас двоих должен остаться в живых хотя бы один и поэтому тебе нужно пожертвовать собой? Я не могу не похвалить тебя, о мой милый братец! Однако вопросы жизни и смерти следует решать более осмотрительно, ибо жизнь есть драгоценнейшее наше достояние. Да и вообще… С чего ты взял, что мы обязательно умрем с голоду? Вот увидишь, мы поживем еще в свое удовольствие, нужно только набраться терпения. И больше чтобы я ничего подобного от тебя не слышал.
Но Чуи продолжал настаивать на своем и протягивал мне свои лапки, чтобы я их съел. Стараясь казаться веселым, Чуи заявлял, что ему ничего не стоит потерять две лапки и что без них он будет здоров и силен, как всегда. Тогда я рассердился на Чуи и постарался заговорить о чем-нибудь другом. Мы обнялись и заплакали.
В эту ночь вдруг стало холодно, и мы лежали, тесно прижавшись друг к другу. Чуи очень страдал от голода, глаза его закатились, как у умирающего. Временами я должен был окликать Чуи и легонько трясти его, чтобы привести в чувство. Погода была холодной и ветреной, и в глубине души я надеялся, что этот ветер пригонит нас, наконец, к берегу. Около полуночи, совершенно ослабев, я впал в забытье.
Едва я очнулся и открыл глаза утром, как меня ослепили яркие лучи солнца. Где-то впереди раздавался сильный шум, похожий на раскаты грома.
Я с трудом приподнял голову — шея не повиновалась. И вдруг я увидел рядом с собой берег, поросший зеленой травой. Не знаю, когда и как ветер пригнал сюда наш плот с середины озера. Я сразу же пополз к Чуи, чтобы разбудить его. Мой друг лежал без движения, как мертвый. Испугавшись, я приник к его груди, чтобы узнать, дышит ли он еще. Да, он дышал! Тогда я зачерпнул немного воды и плеснул прямо в лицо Чуи. Вскоре он зашевелился и трижды слабо вздохнул. Плот понемногу подталкивало к берегу, и Чуи, вытянув шею, стал смотреть вперед. Мы снова жили!
Однако только в конце дня нам удалось причалить к берегу. Плот пристал около густых зарослей травы, и я, держась за ее стебли, выбрался, наконец, на долгожданную сушу. Чуи последовал моему примеру. Плот остался качаться у берега покинутый на волю ветра и волн. Отныне прощай, наш кораблик. Я с облегчением вздохнул и принялся жевать траву. Мой спутник набросился на еду еще раньше. Трава, которая росла здесь, оказалась каким-то незнакомым для нас видом водорослей. Листья ее были жесткие, усеянные множеством колючек и довольно горькие на вкус. Но я, казалось, не замечал этого, и челюсти мои работали без остановки. Право же, эта еда показалась мне вкуснее всего, что я когда-либо пробовал. Когда мы насытились, уже стемнело. Мы повалились прямо на траву и проспали непробудным сном до самого рассвета.
Утром следующего дня я, взобравшись на вершину самой большой травины, стал рассматривать землю, в которой мы очутились. Она была довольно обширна и почти вся покрыта грязью и илом. Повсюду только и росла водяная трава. На возвышенных местах земля казалась немного суше, но и там переплетались друг с другом какие-то растения с желтыми цветами. Мы попали в Страну лягушек и жаб, потому и было здесь так сыро и грязно. Я увидел несколько лягушек из семейства Энь Ыонг, древесных лягушек Тяу Тянг, лягушек Няи Бен, ползающих по стенам, две-три супружеские четы жаб, лягушку Ком весьма почтенного вида и змееныша Маунга. Их владения оказались довольно большим островом, со всех сторон окруженным водою и отделенным от земли узкой протокой. Никто из местных жителей никогда, конечно, не бывал и не хотел бывать за пределами острова, ибо, судя по их самодовольному виду, они не сомневались в том, что их грязная страна самое красивое и приятное место на свете. Сильный шум, напоминавший раскаты грома, который я слышал накануне, на самом деле вовсе не был громом. Этот ужасный шум поднимали местные жители, которые ругались и ссорились между собою, обсуждая вопрос о том, когда же, наконец, пойдет дождь. Каждый из них твердил что-нибудь свое, и совершенно невозможно было различить отдельные голоса в этом оглушительном и нестройном хоре. Одной только пожилой лягушке Энь Ыонг, которая, надув воздухом свой толстый живот, вопила во все горло, удавалось выделиться среди общего гама и крика. И орала она, надо прямо сказать, непревзойденно!
Наше появление никого из здешних обитателей особенно не заинтересовало, и никто, представьте себе, даже не поздоровался с нами. Один только змееныш Маунг заметил наше появление. Однако он отнесся к нам с полнейшим равнодушием, принадлежа, видимо, к числу тех, кто много видит, но мало соображает. Его повседневное занятие заключается в том, чтобы болтаться и плескаться в воде в ожидании добычи. Маунг — настоящий бич комаров и водяных жучков, которых он ловит и моментально проглатывает. Едва взглянув на нас, Маунг, конечно, сразу понял, что мы очень велики ростом и ноги наши слишком грозное оружие для того, чтобы стать его добычей, поэтому он отвернулся и стал равнодушно смотреть в другую сторону. Многие даже считают Маунга немым, так как никому не удается услышать от него ни одного хотя бы самого коротенького словечка. Вообще же он, конечно, говорит иногда, но только очень мало.