Увидев, что Поун неосмотрительно потянулся и зевнул, Воок бросился на него, но встретил пустоту: Лёшка легко отскочил в сторону. Воок снова прыгнул — и снова обхватил руками воздух. Ослеплённый ненавистью и обидным смехом кванов, сын Рыси забыл про осмотрительность и начал кидаться на соперника, размахивая кулаками. Этого и ждал Лёшка, ни на секунду не терявший хладнокровия. Улучив момент, он упал Вооку под ноги, и тот, не успев опомниться, вновь рухнул на землю. На этот раз Лёшка решил применить болевой приём и резко вывернул Вооку за спину левую руку. Воок не выдержал и взвыл — по обычаю кванов это означало, что соперник признает себя побеждённым, и Лёшка поднялся, чрезвычайно довольный тем, что хорошенько проучил негодяя.
Осыпаемый насмешками кванов, Воок окончательно потерял самообладание. Его охватило безрассудное бешенство, когда все сдерживающие центры выходят из-под контроля. Не сумев победить своего врага в честной спортивной борьбе, он схватил большой камень и с силой швырнул его в Поуна. Лёшка едва успел присесть: камень, который наверняка размозжил бы ему голову, пролетел мимо. Воок завертелся в поисках другого камня, но кваны уже опомнились, и Нув, подскочив к негодяю, обрушил на него свой кулак.
Окровавленного сына Рыси отлили водой, и по приказу Тана тут же состоялся суд.
— Воок нарушил закон, — сурово сказал седобородый вождь. — У него нет сердца и чести. Кваны не видели, как он убил Малу, дочь Ручья. Но все видели, что он хотел убить сына Луны.
— Лан и Поун простые люди! — закричал Воок, и его обезображенное лицо ещё больше исказилось от злобы. — Сын Рыси своими ушами слышал, как Поун говорил об этом!
— Изгнание! — первым сказал одноглазый Вак.
— Изгнание! — поддержал его Нув и Коук.
— Изгнание! — воскликнули все кваны.
— Воок слышал, — подытожил вождь. — Он покинет племя раньше, чем спрячется Солнце. Сын Рыси может взять свои шкуры, мясо, палицу, копьё и дротики. Он не возьмёт с собой лук и стрелы.
Кваны закивали: все согласились с приговором вождя.
Опустив голову, Воок поплёлся в пещеру за своим имуществом: он знал, что молить о снисхождении бессмысленно.
Бросив ласковый взгляд на молча стоявших Аркашу и Лёшку, вождь сказал:
— Кваны любят Лана и Поуна. И будут их любить, если даже они не сыновья Солнца и Луны, а простые люди.
— Нув отдаст руку за Лана и Поуна! — пылко воскликнул славный юноша. — Нув убьёт Воока и всех их врагов!
Лёшка от волнения не мог говорить и просто кивнул. А Аркаша, проглотив комок в горле, сказал:
— Спасибо, друзья.
Чем падать духом, лучше падать носом
Однажды Лёшка застал Аркашу за странным занятием: тот сидел на валуне и не отрываясь смотрел на часы.
— Сын Солнца боится прозевать обед? — поинтересовался Лёшка.
— Погоди… ещё немножко… — Аркаша впился глазами в циферблат, потом встал и высокопарно провозгласил: — Исполнилось ровно полтора месяца с того мгновения, как терзаемый любопытством сын Луны, в миру Алексей Лазарев, вжал свой преступный палец в кнопку древнелёта. Приветствую тебя, о Поун, в эту знаменательную минуту!
— Что ж, юбилей, — согласился Лёшка, присаживаясь. — Как будем отмечать, товарищ колдун? Предлагаю заколоть на шашлык мамонта и приготовить рагу из носорога. Голосуем: кто «за»?
Аркаша вздохнул и сел на валун. Непринятая шутка повисла в воздухе.
— Скучаешь? — догадался Лёшка.
Аркаша кивнул.
— Знаешь, иногда просыпаюсь и места себе не нахожу! — признался он. — Нам-то что, а родители… Через две недели ребята в девятый класс пойдут… Все, что угодно, отдал бы за книги… Может, ещё разок древнелёт попробуем?
Аркаша говорил прерывисто и бессвязно. Лёшка молчал.
— Прости, — сказал Аркаша, вставая. — Размагнитился немножко. Пройдёт.
— Садись, — предложил Лёшка и с любовью посмотрел на друга.
Аркаша сильно изменился и мало чем напоминал прежнего тихоню, вечно погруженного в свои возвышенные мысли о прошлом человечества. Он вырос, сильно загорел и окреп: его руки обросли мускулами, в движениях появилась решительность, а в глазах — воля. От Аркашиной одежды остались переделанные из брюк шорты, которые тоже дышали на ладан, и жалкие остатки куртки. К ступням Аркаша привязал два куска невыделанной оленьей кожи — ходить босиком он так и не научился.