— Молодые люди, можно к вам присоединиться? — услышал я над головой мужской голос и приоткрыл глаза, чтобы рассмотреть, кто к нам пришёл. Галя, в свою очередь тоже приподняла свою шляпку, и, прикрывая ей глаза от солнца, уставилась на седовласого мужчину лет пятидесяти, с чётко выраженным пивным животом, в трусах смешной расцветки и с детской панамкой на голове.
— Почему бы и нет? — не увидел я причины отказа, и кивнул на соседний пустой топчан, — Давайте знакомиться.
— Ребята, я знаю, кто вы такие, поэтому представлюсь сам, — грузно опустился мужчина на топчан, — Виктор Сергеевич. Режиссёр. Так же, как и Кудри, работаю на Мосфильме, только в Первом Творческом объединении телевизионных фильмов.
— Очень приятно, — протянул я руку мужчине, — А кто такой Кудри?
— Валера… Кстати, ничего, что на «ты»? — тормознул мужчина, и дождавшись моего согласия, продолжил, — Так вот. Это сейчас он Дмитрий Николаевич, с которым ты работаешь. Почти лысый и смешной толстячок. А в шестидесятых, когда я с ним познакомился на курсах повышения режиссёрского мастерства, он был кудрявый красавец. С тех пор, правда, его кудри напрочь облетели, но прозвище за ним так и осталось.
— Угу, — глубокомысленно произнёс я, не понимая пока, как мне правильно реагировать.
— Вопросик у меня к вам есть. Нам музыка к фильму нужна, но такая, как бы это объяснить-то, чтобы необычная была и запоминающаяся. Во! Вроде волынки вашей. Что-то свежее нам нужно. Такое, чтобы ни у кого кроме нас не было. Сможете?
— А потом вы руку по локоть откусите, — расслабленно пробормотал я, разморённый жарким южным солнцем.
— Какую руку? — обескуражено поинтересовался Виктор Сергеевич.
— Откуда мне знать. Наверное, правую. Чтобы мы другим не смогли ничего похожего сыграть.
— Да вы поймите, фильм у нас далеко не рядовой. Если всё пойдёт, как задумано, то он во многих международных фестивалях поучаствует.
— И три флага ему в руки, — благостно напутствовал я блистательные перспективы ещё не снятого кинематографического шедевра, щурясь на солнце, — А у нас пока с документалистами целая серия фильмов о космосе. Работы уйма и платят они хорошо. Да, очень хорошо платят. Вот и путёвку опять же выделили. Можно сказать, от себя оторвали. Ценят они нас и любят. А с вами ещё неизвестно, что и как будет, и сработаемся ли мы так, как с ними у нас сложилось.
— А всё-таки, давайте попробуем, — как-то очень просто и от чистого сердца предложил кинорежиссёр.
Это меня и подкупило.
— Попробуем. Вечером сегодня. Во-он туда приходите. Часикам к восьми, — показал я пальцем на облюбованный угол пляжа, где успел увидеть следы костра.
— Э-э, простите, не понял, — мужик немного ошалел от такой постановки вопроса, оттого и голосок у него дрогнул.
— На очередной шашлык вас приглашаю. Попробуем. Поговорим. Попытаемся друг друга услышать.
— Шашлык. Услышать друг друга… Какие слова у вас хорошие. Вечером обязательно подойду.
— И супругу прихватите, — спохватился я, сообразив, что пансионат-то здесь особенный.
Практически все, кого мы успели узнать, вовсе не в одиночку приехали.
А интересно, что народ о нас с Галкой думает?
Глава 3
— Прости, Валера, — потупив взгляд, извинялся передо мной немолодой абхазец в мясной лавке, с которым у меня за несколько дней успели сложиться дружеские отношения, — Не уследил. Забыли для тебя вырезку вчера заказать. Давай так сделаем — выбирай, что хочешь в лавке, а я тебе скидку сделаю.
— Скидка это хорошо, — поводил я глазами по прилавку-холодильнику, в котором и вправду не увидел подходящего мяса для шашлыка и остановил взгляд на сосисках, известных каждому в моём мире, — Руслан, взвесь мне, пожалуйста, пять килограмм купат. Надеюсь, они не из курицы?
— Слушай, зачем так плохо думаешь о моей лавке? — насупился абхазец, — Как можно в купаты птицу класть? Свиной фарш, мамой клянусь. Свинья ещё вчера бегала-хрюкала.
— Руслан, я и не собирался тебя огорчать, — в примирительном жесте поднял я руки, — Я ведь только спросил. Кто знает, может эти купаты не для христиан. Взвешивай.
Руслан положил протянутый мной пакет на весы, и переложил в него все купаты, что были в холодильнике.
— Валера, у меня с полкило остается, — заявил абхазец, поставив на малую чашу противовесом пятикилограммовую гирю, — Возьмёшь?
— Клади, — махнул я рукой.