Когда я немножко успокоился и огляделся, я опять увидал зеленого кузнечика. Оказывается, он был тут же и сидел на толстом стебле травы, которую ветер пригнул к земле и которую он крепко охватил своими лапами. На конце лапок у него были острые крючки и он мог хорошо цепляться ими и удерживаться, где угодно. Впереди кузнечика на широком листе сидела неподвижно маленькая мушка. Должно быть, на нее-то кузнечик и глядел своими неподвижными зелеными и огромными глазами.
Я стал наблюдать за ним. Вдруг он сделал маленький прыжок к мухе, схватил ее своей огромной пастью и начал завтракать. Пасть у него была устроена точно так же, как и у таракана. И жевал он также не сверху вниз, а сбоку вбок. Его челюсти раздвигались и сжимались как клещи, у которых концы зазубрены.
И эти клещи были такие крепкие и сильные, а зубцы такие острые и страшные! Казалось, стоит только положить палец между ними, и кузнечик перекусит его пополам, как соломинку! Он жевал муху весьма усердно. И прошло не более одной минуты, как от мухи и следа не осталось: она была съедена вся целиком.
Позавтракавши, кузнечик пошел по стеблю, как по мосту, и скоро очутился на небольшом песчаном холмике земли. Канаву копали не очень давно, и потому земля, вынутая из нее, лежала по бокам неровными горбами. Их не успели разровнять дожди, а трава не успела покрыть их сплошным зеленым дерном.
Здесь кузнечик остановился и долго осматривался да повертывался кругом. Казалось, будто он задумывал что-то новое. Я следил за ним внимательно и скоро заметил, что он начинает ковырять землю задним концом своего брюшка. Я и раньше видел, что у него на конце брюшка торчит, как изогнутая рукоятка, какой-то длинный и твердый стержень. Не то хвост, не то руль. Теперь оказалось, этот хвост был такой крепкий, что им можно было землю копать словно палкой.
Кузнечик слегка разрыхлил землю своим хвостом, и потом весь целиком воткнул туда его, да так и остался сидеть на корточках (Рис. 5). Он сидел таким образом долго и совершенно неподвижно. А я терпеливо ждал, что будет дальше.
Наконец, он вытащил свой хвост, сделал огромный прыжок куда-то в сторону и исчез у меня из глаз. Я сидел почти у самой ямки, которую он оставил там, куда втыкал хвост, и не знал, как мне теперь решить эту загадку. Зачем все это делал кузнечик?
Чтобы узнать, я взял маленькую острую палочку и стал осторожно раскапывать землю как раз у той ямки, где кузнечик копал своим хвостом. Я снял несколько тонких слоев земли, затем ковырнул еще раз и выкопал сразу несколько беловатых и продолговатых яичек.
— Вот так штука! — подумал я. — Кузнечик-то здесь яйца нес, а я вовсе и не догадывался об этом!
Я еще раз старательно перекопал все это место, выбрал из земли все яйца и насчитал их ровно двенадцать. Для пробы я раздавил одно яйцо. Оболочка была очень плотная, кожистая, а внутри была жидкая масса, вроде куриного белка.
Тут я припомнил, что мне приходилось читать о кузнечиках и о том, как кузнечики сверлят землю своим яйцекладом, кладут туда яйца, и как из этих яиц выходят молодые, еще бескрылые детеныши. Они так же походят на взрослых кузнечиков, как и молодые таракашки на взрослых тараканов. Когда они выйдут из яиц, у них ноги еще нежные и слабые, прыгать на них еще нельзя и потому всякий может съесть их. Потому-то мать и зарывает их еще до рождения в землю. Окрепнувши там, они легко выбираются из рыхлой земли, питаются травой и насекомыми и быстро вырастают.
И вот теперь только удалось мне подглядеть, как это делается у них на самом деле!
IV Я плаваю по водам и вижу, как из водного животного делается воздушное
После этого мне не захотелось оставаться здесь на лугу. Я понимал, что ходить по траве мне очень опасно. Ведь я, как мужичок с ноготок, был немного больше ногтя, и потому мог заблудиться в высокой траве, как в дремучем лесу, и меня мог съесть всякий мышонок.
Поэтому я начал придумывать, как бы мне перебраться опять за канаву к нашему саду. Простая канава, которую я, бывало, перепрыгивал, теперь была для меня большой широкой рекой. Трудно было найти нового кузнечика, который прыгнул бы туда и перенес меня с собой. Да и нельзя заставить его прыгать туда, куда я хочу. Сядешь на него, а он прыгнет, да совсем не туда, куда нужно.
Мне не оставалось ничего другого, как осмотреть канаву и поискать, где бы переправиться через нее обратно. На мое счастье, невдалеке, у самого моего берега, плавала на воде маленькая дощечка с ладонь величиной. Я спустился к воде, подошел к дощечке как можно ближе и твердо стал на нее: она даже не покачнулась на воде. Трава обросла ее всю, и мне нелегко было выпутать ее из травы, отпихнуться от берега и выбраться на свободную воду. Я думал, что если я сильно оттолкнусь от этого берега, то моя дощечка от толчка поплывет, словно паром, прямо к другому берегу.