В самом конце деревни, под горой, покрытой виноградниками, стояла хижина Клиния, отца Клеона. Ближайший виноградник принадлежал ему, и Клеон хотел пройти прямо туда, чтобы поговорить с отцом с глазу на глаз, без матери и сестер. Еще издали он увидел согнутые спины мужчин, которые срезали прошлогодние лозы в своих виноградниках. Только участок отца был пуст. Клеон встревожился: почему он оставил работу? Почему полуоткрыты ворота в их дворе? Неужели боги послали на них еще какую-нибудь беду? Иначе разве оставил бы отец вход открытым?… Вон уж и свинья с поросятами ушла со двора и развалилась посреди дороги, а куры полезли на гору в виноградник…
«Самое важное в жизни – порядок, – учил Клеона отец. – Что бы ни случилось, соблюдай порядок – и выкарабкаешься из любой беды». Клеон бросился восстанавливать нарушенный порядок. Свинья, которую он поднял ударом ноги, недовольно хрюкая, затрусила во двор. Поросята подняли визг. Куры, кудахтая, помчались к воротам… Но никто не вышел на порог дома взглянуть, из-за чего поднялся такой шум.
В то время как мальчик задвигал засов, до него донесся из хижины голос отца:
– Подумай, Дракил, что ты говоришь?… Где же тогда мне пасти овец и коз…
– Сейчас не об этой лужайке речь, – перебил Дракил. – Я говорю о процентах. Вот уж второй год ты их не платишь. Знаешь, как возрос твой долг?… Все, что ты имеешь, не смогло бы его покрыть.
– Ты сам уговорил его взять у тебя эти деньги, – вмешалась мать. – Ты же сам!.. Сам!..
– Париса, замолчи! – повысил голос отец.
– Не хочу молчать! – крикнула мать. – Ты не просил его продавать нам тонкорунных овец, он сам навязался. Сулил барыши, а вместо того… Видно, нарочно больных сбыл!
– Твоему мужу делают добро, а ты кричишь, как ослица, – укоризненно сказал Дракил. – Разве я знал, что он не умеет ходить за тонкорунными овцами? Я из доброты их ему предложил, чтобы он скорее разделался с долгом. Они были совершенно здоровы.
– В прошлом году шерсть была испорчена, а в этом овцы стали падать, – пожаловался отец.
– А почему ты не спросил у меня совета, что с ними делать? Я терпел в прошлом году. Ты обещал проценты осенью. Не отдал Я терпел до весны. И вижу, что ты опять не сможешь заплатить, у тебя падеж. Как же мне поступить? Ты у меня не единственный должник. Если за всеми будут так пропадать деньги, я скоро стану нищим. Я не могу больше ждать. И вот мое последнее слово: в уплату процентов я забираю твоих коз и овец, а также лужайку возле моей оливковой рощи…
– Пусть боги всю траву на ней засушат! – закричала мать. – Пусть падут все козы и овцы!..
– Сам же ты и твой сын Клеон, – продолжал Дракил, – поселитесь в моем доме, с моими рабами, и будете отрабатывать свой долг, после чего я, как следует по закону, вас отпущу.
У Клеона сильно забилось сердце. Он сжал кулаки, готовясь броситься отцу на помощь, если он станет выталкивать Дракила.
Но в хижине молчали. Это было страшнее всяких криков. Клеон рванулся к двери.
– А… что будет с нею и девочками? – услышал он робкий вопрос отца… такой робкий, что Клеону показалось, будто его хлестнули по лицу. Удар, предназначавшийся Дракилу, обрушился на свинью. Она взвизгнула и помчалась от мальчика. И снова никто не вышел на порог. Клеон озирался – на кого бы еще излить свой гнев? Унижение отца было нестерпимо… Но войти в хижину и вмешаться в разговор взрослых он не смел.
– Пусть люди не говорят обо мне плохо, – важно отвечал Дракил. – Твоей жене и дочкам я оставлю хижину и… – он покашлял, – виноградник с полем.
– Кто же будет обрабатывать виноградник и поле, когда меня с ними не будет?
– А твой племянник Пассион на что?… Видишь, я обо всем подумал.
– Ишь, добряк какой! – исступленно закричала мать. -
Он обо всем подумал!.. Вон отсюда, или я оболью тебя кипятком! Вон отсюда, сейчас же!
– Париса! – испуганно вскрикнул отец. Послышались звуки борьбы, треск разбивающихся черепков…
– Уйми эту волчицу! – заорал Дракил. – Я ей покажу кипяток!.. Не оставлю ни виноградника!.. Ни поля!.. Ни хижины!.. Пусть идет жить в леса!.. В горы!.. В пещеры!.. Будешь еще, милая, порог у меня обивать, чтобы я тебя хоть с самыми презренными рабами поселил, лишь бы крыша над головой была!
– Замолчи, Дракил, – холодно сказал отец. – Я ведь тоже могу в горы уйтл. И многих могу поднять против тебя. Тогда тебе несдобровать. Не доводи меня до отчаяния. Я тоже скажу последнее слово: если сделаешь, как говорил вначале – оставишь ей и девочкам хижину, виноградник и поле, – я согласен отрабатывать с Клеоном свой долг… Молчи, Париса: законы суровы к должникам. Лучше сделай все, чтобы выкупить нас. Пусть Пассион пойдет к своему отцу и другим моим братьям – может быть, они помогут нам расплатиться… Ну?… Говори, Дракил, согласен?
– Идем, скрепим сделку, – вместо ответа предложил Дракил. – Пусть будет, как я сказал раньше. Все равно эта фурия[4] сама себя погубит.
Клеон спрятался в хлев, чтобы отец и Дракил не увидели его, выходя из дома. Если отец готов батрачить у Дракила, это его дело. А Клеон лучше уйдет к беглым рабам в горы, чем согласится жить с рабами Дракила, на посмешище всем деревенским мальчишкам! Но прежде он отомстит за гибель овец.
Дракил появился на крыльце. Клеон с трудом удержался, чтобы не запустить в него камнем. Едва отец и Дракил ушли, мальчик выскользнул из хлева и в нерешительности остановился: бежать ли из дому, не сказав никому ни слова, или предупредить мать?… Ведь она места себе не найдет от тревоги, не зная куда он исчез… Клеон вспомнил гнев матери против Дракила: ей можно довериться, она все поймет!
Он вошел в дом.
Мать бесцельно передвигала котелки на очаге. В углу тихо плакали сестры. Дым из очага плавал по комнате, медленной струей поднимаясь к отверстию в потолке и волнами выходя в открытую дверь.
– Я ухожу из дому! – сказал мальчик. – Я отомщу Дракилу! Знаешь, что он сделал?
Мать резко повернулась к нему. Клеон увидел ее лицо с покрасневшими от дыма и слез глазами.
– Что ты можешь… Подай-ка мне лучше лозы, а то я из-за этого архипирата чуть не упустила огонь.
– Но у меня есть Лев! – возразил Клеон, подбрасывая в огонь охапку прошлогодней виноградной лозы. – Мы уйдем из дому и вдвоем уж как-нибудь отомстим Дракилу! Ты знаешь, что он сделал? Посыпал ядом траву в своей роще. Там, где пасутся в полдень наши овцы…
– Что-о?!
– Спроси старую Левкиппу… Он отравил наших овец. Он все подстроил нарочно!
Мать не закричала, не стала рвать на себе волосы, как ожидал Клеон. Она словно задохнулась: «А-ах!..» – и лицо ее потемнело.
Лоза в очаге затрещала, и дым застлал комнату.
– Пусть Афина Паллада[5] укрепит твой разум и руку, – медленно выговорила Париса. – Ты уже почти взрослый… – Она оглянулась на девочек и погрозила пальцем: – Помните, вы не видели его с рассвета!
Клеон, привыкший, что мать из-за каждого пустяка разражается слезами и криками, робко смотрел на нее.
Мать открыла кадку, в которой лежали лепешки, и обернулась к девочкам:
– Принесите оливок и сыра, пусть Клеон возьмет их с собой.
Глава 2. Клеон уходит из дому
Пассион сидел на земле, прислонившись спиной к дереву, и мастерил свирель. Неподалеку растянулся Лев и, положив голову на лапы, делал вид, будто дремлет. Его морда с закрытыми глазами была спокойна, но чуткие уши и ноздри настороженно шевелились. Вот ветерок донес, что приближается Клеон. Лев вскочил и, еще не видя мальчика, с радостным лаем бросился ему навстречу. Клеон ласково провел рукой по шерсти собаки и, задыхаясь от быстрого бега, опустился на колени возле двоюродного брата.
5
Афина Паллада – в греческой мифологии богиня мудрости и войны. У римлян ей соответствует Минерва.